Конфликт на "Крыше мира"
30 июля 2012, Новая Политика
Сергей МАРКЕДОНОВ политолог, кандидат исторических наук
В Центральной Азии снова неспокойно. Резкое обострение ситуации в Таджикистане с эпицентром в Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) ставит много острых вопросов, касающихся не только перспектив таджикской государственности, но и региональной безопасности, интеграционных проектов в Евразии и среднеазиатских геополитических игр крупных держав.
Эскалация военно-политического насилия на Памире началась после того, что центральные власти Таджикистана начали спецоперацию в ответ на убийство генерала Абдулло Назарова, начальника областного управления Государственного комитета национальной безопасности. Согласно официальной точке зрения, в этой трагедии были виновны солдаты пограничного поста "Ишкашим", которым командовал Толиб Айембеков.
Этот человек не был обычным командиром пограничников. В годы гражданской войны 1992-1997 гг. он боролся в рядах объединенной таджикской оппозиции, а во власть интегрировался благодаря Общему соглашению по установлению мира и национального согласия и другим мерам по прекращению внутреннего противостояния. К тому же семья Айембековых имеет сильное влияние в Горном Бадахшане, что позволяет говорить о новом конфликте, как о событии намного более важном, чем обычная спецоперация. Попытки правительственных сил заставить проблемный регион действовать по правилам Душанбе способствовали значительной консолидации местного населения против центральной власти.
О Горно-Бадахшанской автономной области в контексте событий "горячего июля" следует сказать особо. ГБАО граничит на севере с Киргизией, на востоке с Китаем, а на юге и западе с Афганистаном. И хотя территория Горного Бадахшана составляет около половины от общей площади Таджикистана, она мало заселена. Потому что большая часть автономной области - это высокогорье Памира, называемое также "Крышей мира". Как шутят местные журналисты, даже животным здесь не слишком комфортно, не говоря уже о людях.
В ГБАО проживает около 213 тысяч человек, что составляет лишь 3,2 % населения всего Таджикистана. В экономическом плане Горный Бадахшан считается одной из наиболее депрессивных территорий в постсоветском Таджикистане. При этом жители области имеет четко выраженную региональную идентичность, которая позволяет им резко выделяются на фоне всего остального населения республики.
Памирцы хотя и являются мусульманами, но исповедуют не суннизм, а шиизм исмаилитского толка. Его распространение на Памире связано с деятельностью выдающегося персидского поэта XI столетия Насира Хосрова, нашедшего прибежище на "Крыше мира" от преследований суннитов. И сегодня этот исторический персонаж является одним из наиболее почитаемых в Горном Бадахшане наряду с главой исмаилитов всего мира Ага-ханом. Добавим к этому, что в 1992-1997 гг. ГБАО служила одним из опорных пунктов объединенной оппозиции, противостоявшей нынешнему президенту Таджикистана Эмомали Рахмонову.
С началом спецоперации на "Крыше мира" многие эксперты и политики стали говорить о втором издании гражданской войны в Таджикистане. Наверное, спешить с выводами подобного рода не стоит, однако отсылки к пятилетнему противостоянию 1990-х годов все же имеют смысл. В самом деле, долгие годы Таджикистан рассматривался как едва ли не самый лучший пример удачного урегулирования военно-политического конфликта.
Так, в 1997 году после того, как центральные власти и оппозиция подписали мирные соглашения, было проведено взаимное освобождение вчерашних противников и легализована деятельность оппонентов Эмомали Рахмонова. Более того, представители оппозиции были включены во властные структуры, а в 1998 году из-за рубежа в Таджикистан вернулись ключевые оппозиционные лидеры. Такие, например, как Ходжи Акбар Тураджонзада, который затем проработал в должности вице-премьера правительства республики до февраля 2005 года.
Однако, после того, как с избранием парламента в 2000 году процесс перехода от гражданского конфликта к мирной жизни был завершен, развитие политической системы Таджикистана практически не продолжалось. Вскоре наметились и "застойные" тенденции. Свое доминирование в органах власти сохранили представители кулябской и гисарской кланово-региональных групп. В 2003 году посредством референдума были продлены президентские полномочия Эмомали Рахмонова, а через три года это было реализовано по итогам выборов. При этом процесс интеграции различных проблемных регионов Таджикистана в единое социально-политическое и правое пространство практически не развивался.
Между тем, для Таджикистана внутрирегиональные различия значат не меньше, чем для любой другой страны межэтнические или межконфессиональные противоречия. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что межрегиональные браки в Таджикистане традиционно заключаются реже, чем даже между представителями различных этнических групп. Но минимизировать эти различия (при всем понимании сложности данной задачи) власти не пытались. На первый план вышло сохранение неформальных договоренностей между центром и различными "смотрящими" за территориями.
Но имеющиеся персональные соглашения не могут сохраняться вечно. Рыночная конъюнктура меняется, включая и административно-бюрократический рынок. И первые тревожные звонки прозвенели для Душанбе не в июле 2012 года, а раньше. Осенью 2010 года произошло обострение обстановки в Раштском (Гармском) районе, еще одном оплоте объединенной оппозиции в годы гражданской войны. И сегодня нет гарантий того, что здесь не повторится силовое противоборство, подобное тому, которое вспыхнул в ГБАО.
Впрочем, "горячее лето" в Горном Бадахшане ставит вопрос не только о состоятельности Таджикистана, как единого государства. Новое обострение происходит в канун событий 2014 года, когда США и их союзники покинут Афганистан. Само это ожидание может провоцировать различные региональные центры силы к пересмотру сложившегося статус-кво в свою пользу.
Но дело не только в этом. Готовы ли крупные державы к тому, чтобы кооперироваться друг с другом ради недопущения дальнейшей "афганизации" Центральной Азии? Но не посредством риторических упражнений, а на уровне реальной политики. Думается, ответ на этот вопрос сегодня будет отрицательным. У России, США и Китая нет того уровня взаимного доверия, который позволял бы им объединять усилия для решения острых проблем.
Подозрительность и увлеченность тактическими выигрышами определяют внешнеполитический почерк "больших игроков" на среднеазиатском направлении. В 2010 году это со всей очевидностью продемонстрировали трагические события в Киргизии. Сегодня Таджикистан показывает, что крупные игроки испытывают дефицит стратегии в отношении к проблемному региону. Ставка на "демократизацию", как это уже показали события на Ближнем Востоке, в мусульманском мире может давать совсем не те результаты, на которые рассчитывают "радетели свободы". Поддержка статус-кво, чем обычно славится Россия, хороша ровно до того момента, пока не накапливается критическая масса желающих его пересмотра. Экономическое же "освоение" региона, на чем делает акцент Китай, без упреждения политических рисков не слишком эффективно.
Не будем забывать и о том, что ни ОДКБ, ни ШОС, несмотря на имеющиеся потенциальные возможности, так и не стали надежными инструментами для купирования среднеазиатской турбулентности. Этому мешают и национальный эгоизм стран-участниц этих двух организаций, и отсутствие четких интеграционных стратегий. Но самое главное то, что времени до 2014 года остается немного. А очередь из желающих взять на себя реальную ответственность за регион не выстраивается, в то время как в самой Центральной Азии слишком многие силы уже не хотят ждать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции