Киберчайхана: Религия
Written by Andrey on Monday, 27 December 2010, neweurasia.net
От редакции: В этой серии постов - переведенные главы из готовящейся книги "Киберчайхана". Заметили ошибку? Опечатку? Неточный перевод? Есть общее замечание? Ждем ваших комментариев. Английский текст здесь. (если у вас есть замечания к самим авторам, советуем комментировать там).
От Переводчика: В своем комментарии к английской главе, автор Schwartz пишет, что она затрагивает его излюбленную тему, и является самой академичной по стилю в книге.
Религия: Беседа богов
Центральная Азия всегда была полем боя, и не только для империй. Идеи, особенно религиозные, тоже пытались завоевать регион для своих целей. Однако, согласно блогеру neweurasia Paksoy, невидимо для всех этих сил, в регионе давно действует гораздо более древняя вера.
В начале был Тенгри - За последние четверть века появились свидетельства, как письменные, так и устные, что в Центральной Азии издавна существует монотеистическая вера. До Христа, Аллаха и Будды был Тенгри.
Тенгри был божеством неба и воды. Следовательно, религия, образовавшаяся вокруг него была, в основе, экологической, связывая нравственность, природу и общество. Важным элементом ее были шаманские видения. Как определить степень влияния веры на мир? По войнам, развязанным ради нее? По религиям, которые к ней можно отнести? Или по тому, как она регулирует общество? По всем этим признакам выходит, что тенгрианство - не только древнейшая из исторически установленных верований, но и архетип человеческих ценностей.
Тенгрианство пережило частые конфликты на территории Центральной Азии между пришедшими позже исламом, христианством, буддизмом и марксизмом. Однако во имя Тенгри никогда не велись войны, и он не требовал новообращенцев. У тенгрианцев даже не было духовенства. Однако когда боги произносят слово, земля трясется. Неудивительно, что их беседы принимали форму титанических боев между религиями. На сами войны обращается много внимание, а последствия «перекрестного опыления», порождающего новые традиции, остаются в тени. Когда появились новые религии, тенгрианство с ними не боролось. У него и так были глубокие корни. Какая бы вера на него ни накладывалась, духовная или политическая, тенгрианские убеждения и обычаи оставались на месте, как дно океана.
Такова была реальность многих жестоких режимов, управлявших Центральной Азией на протяжении веков. Даже диссиденты советской эпохи идентифицировали себя с тенгризмом: один из лидеров движения в 70-е и 80-е годы описывал себя как «тенгрист, коммунист, атеист». Ранее, когда регион завоевывался мусульманами, захватчиков волновала не религия, а распределение богатства. Тенгризм не только устоял перед нашествием, но и «тенгрифицировал» мусульманскую веру. В результате, в регионе образовалось несколько мусульманских государств, по характеру намного более тенгрианских, чем вера Авраама или Магомета. Конечно, перетягивание политического каната не позволяло открыто называть систему более подходящим для нее именем. Вместо этого, тенгризм законно существовал под вывеской «местных обычаев».
Тенгрианские законы, облаченные в ислам, были живой формой старого шаманства, и мудрость властей заключалась в том, что эти убеждения оставались фундаментом местного правосудия. Позже, когда эти группы мусульман двинулись на запад, в Европу, их вера принесла туда и тенгрианство, оказывая влияние на европейскую культуру с помощью устных традиций, литературы и юриспруденции. Возможно, даже Евросоюз в тайне тенгристский. -Paksoy
Другие блогеры также отмечают глубинные воды древней веры, протекающие в регионе. Воображение следующих двух авторов, туриста и антрополога, в особенности поразил Кыргызстан:
1000 лет Манаса - Перед тем, как покинуть Талас, мне удалось повидать Манас-Ордо. Местные жители говорят, что если вы не посетили этот комплекс, то вы не были по-настоящему в Таласе.
Манас - легендарный герой кыргызского эпоса, ищущий пристанище для своего народа. Вместе со своими советниками и богатырями, он сражается с врагами, пока не выигрывает битву, в которой сам погибает. История, скорее всего, основана на жизнеописании нескольких военных деятелей, подвиги которых приписываются одному лицу. Хотя теперь существуют печатные версии эпоса, по традиции он передается устно рассказчиаками, которых называют манасчи.
Коплекс Манас-Ордо, сооруженный в 1995 году к тысячелетию Манаса, включает в себя беговую дорожку для лошадей, розовый сад, окруженный сорока статуями воинов Манаса, скотобойню и юрту для гадалок. Здесь он представлен как историческая фигура. Согласно легенде, он весил при рождении десять килограм, был ростом два с половиной метра, родился и вырос в Таласе. Была обнаружена могила человека, соответствующего описаниям героя. Сегодня рядом с ней лежит огромный камень, который, говорят, Манас поднимал перед каждой битвой как знак удачи. Если поднять удавалось, шли в бой. Если нет, уходили.
Кроме Манаса, Талас отличается тем, что был местом битвы между мусульманами (турками, арабами и тибетцами) и Китаем в 751 году н. э. Победа мусульман вывела регион из-под влияния династии Тан и способствовала распространению новой религии. -jj
Храня священное тайным - Поклонение святым местам - древняя традиция в Кыргызстане. Хотя словарный запас подобных ритуалов пришел из ислама, значения терминов со временем менялись и расширялись.
Святые места называют «мазарами» (от арабского слова, означающего «посещаемое место», то есть, паломничество в честь мусульманского святого). Теперь мазарами называют любое святое место, не обязательно мусульманское.
Служителей мазаров зовут «шейхами» (от арабского «старейшина»). Теперь термин используется для служителя любого святого места, и встречается в словах «машейх» («святой») и «коджошейх» («монах», от персидского «коджо» - господин или исполнитель желаний).
Паломников, которым покровительствуют шейхи и которых принимают машейхи и коджошейхи, называют «зиаратчи» (от арабского «зиарат» - «паломник»). Сейчас этим словом называют любого, кто посещает священные горы и отшельничьи кельи.
В мазаре Нылды-ата, в северной деревне Ёзгёрюш, я повстречала двух паломников, остановившихся там на ночлег. Когда я спросила, зачем они приехали, один из них ответил: «Чтобы познать истину этой жизни», и что мазар ему посоветовал шейх.
Но в целом паломники не распространялись о причинах. Они упомянули, что получают «дем салуу» от одного из шейхов Нылды-аты. «Дем салуу» - лечебная процедура, восстанавливающая физические и духовные силы человека. Она требует полной психической и ритуальной чистоты. Паломники приехали сюда, веря, что здесь они достигнут этого состояния.
Будучи в Нылды-ате, я много раз слышала слово «бата». Оно означает «благословение», и его ищут от духов, Аллаха и даже владельца мазара. Здесь изучают фольклор и традиционную нравственность.
Глубокая вера кыргызов в силу мазаров и духов предков полезна и для местной культуры и экологии. Ритуалы также помогают им определить свое место в обществе и почувствовать себя приобщенным к чему-то величественному. -Zemfira
Однако мы обязаны учитывать и проблему наблюдателя: у каждого блогера свои предубеждения, проявляющиеся в каждом анализе, поэтому между ними и теми, за кем они наблюдают, - барьер восприятия. Как показывают следующие два блогера, эти эпистемологические вопросы интересуют не только академиков:
Они могут быть мусульманами! Люди, изучающие или пережившие Pax Sovetica, прекрасно знакомы с сумасшедшей диалектикой, встроенной в марксистско-ленинистские принципы всего советского, и доминировавшей как в академическом, так и политическом дискурсе. Однако часто забывается неувядающее влияние этого подхода на современную ученую литературу и журналистику об исламе в Центральной Азии. Авторы из самого региона, России, Америки и Европы проделали множество разнообразных анализов религиозной жизни и традиций мусульман Центральной Азии, которые ставят их то на один диалектический полюс, то на другой. Первый из этих полюсов - «настоящий ислам», под чем подразумевается многое (в основном, опасное и зловещее). Второй - «центрально-азиатский ислам», что, в зависимости от контекста, может означать шаманизм в мусульманском обличии или официальный фольклор, или собрание национальных культурных обрядов, имеющих смутное историческое отношение к религии, принесенной арабами и миссионерами-суфиями много веков назад.
Как напоминает в своей книге «Исламизация и коренная религия в Золотой орде» Девин Деуис, идея о том, что центрально-азиатский ислам не «настоящий», - распространенный стереотип в литературе о Центральной Азии. Ученые и обозреватели по-разному используют этот вывод. Многие следуют по стопам казахского академика Валиханова, защищая идею современности и прогресса. В их позиции слышится советская школа: они видят в религии болезнь, свойственную примитивным обществам, и всячески пытаются себя от нее дистанцировать, утверждая либо, что они «никогда по-настоящему не были мусульманами», либо что коммунизм и современность окончательно отрезали их от этого периода своей истории. Существует еще одна влиятельная гипотеза, поддерживаемая американскими учеными, что опыт советских гонений вместе с модернизацией и вынужденным развитием в изоляции от остальной уммы кардинально изменил характер ислама в регионе, сделав религию частью национального и местного самосознания.
С другой строрны, существуют комментаторы, ученые и верующие, которые утверждают, что ислам в Центральной Азии должен быть «настоящим» и «нормативным», следовательно население региона обязано подстраиваться под все обобщающие доводы, связанные с этими понятиями. В Узбекистане и Таджикистане это выражается в требованиях, чтобы интересы мусульман были представлены на государственному уровне, как в случае с таджикской Партией исламского возрождения. В других случаях идеология служит поводом призывать к уничтожению синкретических, местных и вообще выходящих за рамки священного письма обрядов и традиций, как, например, посещение мазаров, поклонения святым, и того, что Дениз Кандиоти и Надира Азимова называют «искупительными» ритуалами.
К сожалению, эта диалектическая парадигма широко используется, независимо от неуклюжести ее применения в определенных ситуациях. Замечу, что она появилась задолго до падения советской власти, например, среди учеников Александра Беннигсена. На нее часто ссылаются паникеры, опасающиеся «политического ислама» и особо вредящие народам Центральной Азии, поскольку их доводы постоянно используются жестокими, авторитарными (но уж точно не религиозными) режимами как аргументы в пользу удержания власти, несмотря на ограничения гражданских свобод и нарушения прав человека. Показательно, что ответы этим паникерам часто не критикуют их исходную позицию, тем самым пассивно соглашаясь, что если ислам в Центральной Азии настоящий, то он по природе опасный, жестокий и категорически направленный против современной, нерелигиозной формы правления.
Вместо того, чтобы оспаривать эту предпосылку, полемизирующие просто переходят на противоположный полюс, заступаясь за безобидных и доброжелательных жителей Центральной Азии, которые «на самом деле не мусульмане», а суфисты («хороший» вид ислама), или шаманисты, или научные атеисты со интересом к национальным обрядам и фольклору. Но разве суфизм - не мусульманство? Разве доисторические религии более расположены к современности, нежели ислам? Разве атеисты более толерантно относятся к социально неоднородному обществу? Эти странные доводы не более обоснованы, чем подозрения, будто молитва пять раз в день, поход в мечеть по пятницам, соблюдение поста в Рамадан и обрезание для мальчиков - признак тайного желания свергнуть нерелигиозные правительства, убивать христиан и евреев и забивать женщин камнями за то, что те показывают лица посторонним. -Noah
Баба Яга и не больше - По-моему «радикальный ислам», «этнические и прочие конфликты», «терроризм» и многие другие страшные и абстрактные понятия составляют огромный миф. Конечно, существуют определенные угрозы, но они сильно преувеличиваются. Я родом из Центральной Азии, прожила там более 20 лет и ни разу в жизни не сталкивалась с «радикальным исламом». Я была в Ферганской долине, якобы самом радикальном районе Центральной Азии, но разочарую многих на Западе, желающих слышать ужасные истории о сумасшедших экстремистах, поскольку ничего подобного не встречала. Да, я была свидетельницей и жертвой жестокости, а также половой и возрастной дискриминации. Да, каком-то смысле в этих ситуациях можно выявить связь с исламом. Да, я встречала соотечественников, которые после жизни за границей становились более религиозными. Но, тем не менее, фундаментализм и радикальный ислам для меня такое же экзотическое, отвлеченное и ужасное понятие, как и для многих европейцев.
Меня более волнует, что запугивание идет со стороны местных правящих элит, которые обосновывают этим свою легитимность. Заставляя людей верить в то, что именно их усилиями поддерживается мир, они остаются у власти. В Узбекистане это означает больше власти в руках армии. Многие в стране жалуются на экономические и политические проблемы, но всегда под конец добавляют: «:хотя, слава Богу, нет войны. Посмотрите на Таджикистан, Афганистан, на все, через что они прошли. Вокруг столько войн, хуже этого нет ничего. Каким бы плохим не был наш президент, он дает нам мир. Никто другой бы не мог так сплотить народ». -Nafisa
В XX веке богатое религиозное полотно Центральной Азии столкнулось с ножницами советского атеизма. Однако, по иронии, разница между верой и идеологией оказалась не такой резкой, как казалось их сторонникам.
Божественный коммунизм - В рассуждениях о статусе религии при сталинистском режиме в Туркменистане, обозреватели часто забывают один ключевой момент: они предполагают, что сталинизм противопоставлен религии. По-моему, все наоборот: они, на самом деле, являются одним и тем же.
Во-первых, дедушка марксизма Гегель считал, что Бог - на самом деле, Свобода и что Свобода движется сквозь историю к определенной конечной точке - утопическому государству. Марксисты просто взяли эту линию мысли и определили, на что должно быть похоже это государство. Партия стала обществом верующих, технократы - жрецами, фабрика - храмом, законодательство - шариатом, Республика рабочих - миром иным, а председатель партии - как минимум, наместником, если не самим Богом, великим Хозяином плана, верховным судьей. Здесь речь идет не о государственной идеологии с культом личности, а именно о религии.
Во-вторых, как будто мало вышеупомянутых параллелей, у марксизма была и мистическая сторона. Конечно, верность заявления зависит от того, что я называю «мистикой». Для меня это стремление достичь коренных изменений в характере человека или общества, связанных с возвышением до новых состояний бытия. Эта точка зрения исповедовалась крупнейшими теоретиками марксизма.
«Человеческий род, застывший хомо сапиенс, снова поступит в радикальную переработку и станет - в собственных руках - объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки» - Троцкий.
«Воспроизведет ли себя новая социоэкономическая система в структуре человеческого характера? Если да, то как? Будут ли эти свойства передаваться из поколения в поколение? Возникнет ли у человека свободная, саморегулирующая личность? Сделают ли частицы свободы, вплетенные в его личность, ненужной авторитарную власть?» - Вильгельм Рейх.
Можете это называть гибрисом или вздорным величием, но, в любом случае, мы имеем дело с мистикой. А если даже столь яростно атеистическая система, как марксизм, оказывается такой духовной, то какая же разница между идеологией и религией? -Averroes
Учитывая это, легче понимаешь такую страну, как Туркменистан, где своеобразная форма сталинизма во многом заменяет традиционную веру:
Это - Аллаху, а это - нашим сотоварищам: «Почти никаких» - ответ Феликса Корли, сотрудника Forum 18, новостного агентства, расположенного в Осло, занимающегося религиозной свободой, на вопрос о том, произошли ли в Туркменистане какие-либо положительные изменения в сфере свободы мысли, совести и духовности.
Конституция страны гарантирует религиозную свободу. Однако вся религиозная деятельность контролируется правительственным Советом по делам религии, в действиях которого многие обозреватели видят тайную политику по отлучению людей от веры. Главным образом, он нацелены, конечно, на православных и мусульман, составляющих большинство верующего населения Туркменистана.
Религиозные меньшинства (протестанты, свидетели Яговы, католики, приверженцы Харе Кришна, Бахаи и прочие) часто становятся жертвами милицейских налетов. Те, кто переходит из одной веры в другою (особенно из двух главных), рассматриваются как шпионы. В отчете Госдепартамента США «Международная свобода религии - 2009» говорится, что «на этнических туркменов, решивших обратиться в другую веру, особенно протестантскую, смотрят с подозрением и порой подвергают остракизму».
Корли подводит следующий итог: «Мусульманская община контролируется изнутри. Президент и его окружение назначают верховного муфтия и старших имамов. Мусульманское образование можно получить только в государственных учреждениях. Все остальные общины контролируются извне с помощью ограничений, угроз, налетов, а в более серьезных случаях - увольнений, арестов, избиений и публичного унижения».
Многое из того, что я рассказала, может не удивить читателя. «Да, - скажете вы, - это тоталитарный режим. Он хочет управлять человеческими мыслями». Но вы задумывались, о том, как это делается на практике? Промывание мозгов бывает физическим, диссидентов пытают в сумасшедших домах. Но промываение мозгов - больше, чем просто нейрохимическая манипуляция.
Здесь показательна ситуация с пацифистами, ибо ими чаще всего движет идеология. Их арестовывают и сажают в тюрьму, поскольку Конституция гласит, что военная служба обязательна и является «священным долгом». Слова подобраны без иронии, что должно пугать: власти заменили собой Бога.
Например, президента изображают особой силы сверхчеловеком, посланным править страной и беречь ее. Эта установка служит карт-бланшем для властей. Коран пытаются заменить на ниязовскую «Рухнаму», чтение которой обязательно в школах и университетах. Духовное пособие Вечного президента в некоторых мечетях ставится на одну полку с Кораном. Есть даже храм, на стенах которого - надписи из «Рухнамы»!
Но происходит ли на наших глазах столкновение двух богов - Ниязова и Аллаха? У ислама в Туркменистане глубокие корни, связанные, как замечает мой коллега проф. Паксой, с древней языческой верой. Что бы ни случилось в ближайшем будущем, сила веры не может долго терпеть издевки со стороны правительства. Если германским нацистам не удалось кооптировать протестантизм, то не удивляйтесь если ислам, являющийся гораздо более систематизированной религией, в конце концов даст туркменским властям о себе знать.
И действительно, интерес к исламу среди населения растет. Возможно, закон божий, имеющий больше эмоциональных и философских оснований претендовать на объективность (или, по крайней мере, на авторитет), найдет управу на тщеславие властителей. В Коране говорится: «Они устраивают для Аллаха долю того, что Он произрастил из посевов и скота, и говорят: «Это - Аллаху!»- по их утверждению, - «А это - нашим сотоварищам». И то, что бывает для их сотоварищей, это не доходит до Аллаха, а то, что для Аллаха, то доходит до их сотоварищей. Скверно то, что они судят!» Может быть, падение Ниязова - вопрос веры? -Annasoltan
Таким образом, духовность народов Центральной Азии совместима и с Манасом, и с Марксом, и с Магометом. Кажется, в беседе Богов победителем спора выйдет Аллах, но не всегда ясно, он ли действительно говорит:
На молитвенных циновках Марксизма - В ранние эпохи Центральная Азия также часто «экспортировала» веру, как и принимала ее от посторонних. Однако за последние два века равновесие сместилось, и регион стал целью для миссионеров, включая сторонников анти-Бога - коммунистов. У этих попыток разные источники - ислам, христианство, атеизм, и т. д. - и они продолжаются с новой силой.
Что касается «исламизма», то что это - использование веры в качестве политического движения, военной доктрины, идеологии для восстановления пост-колониальных обществ - это скрытый национализм или что-то более зловещее? Однозначное или сложное явление? И что оно означает для духовности в регионе?
Задумаемся в терминах холодной войны. Настоящей целью соревнования между коммунизмом и капитализмом была территория Центральной Азии. Но со временем, ее жители вникли в чуждую им полемику и осознали, насколько она далека от их собственных желаний и ожиданий. В результате, они решили действовать, чтобы избавиться от этих внешних помех. Независимость была шагом в правильную сторону, но внутренняя борьба все еще продолжается.
Зато тут возникает новый вопрос: насколько хорошо эти сторонники перемен понимают основные тезисы своей собственной системы убеждений? Или, может быть, они прекрасно понимают систему, но готовы исказить ее ради временных интересов? Объективно на этот вопрос ответить невозможно, ибо ответ заключается в особенностях мышления каждого.
Я в этих «исламистах» замечаю нечто менее индивидуальное и более древнее: это шаманы прошлого, которые сопротивлялись сперва эллинам, потом буддистам, потом мусльманам, каждый раз используя облик одного завоевателя в бою со следующим. Теперь они носят мундиры мусульман, а молятся на циновках марксизма. -Paksoy
Замедленная реакция - В наше время часто говорят о «возвращении ислама» в Центральной Азии, как будто призрак Бин Ладена блуждает по улицам Астаны и Ташкента, пугая детей. Однако «исламский фундаментализм», «исламизм», «политический Ислам», или как вам угодно, - явление многосторонее. В мировой сети исламского радикализма, Аль-Кайда и ее всевозможные ответвления - как раз отклонения от нормы, похожие на марксистов, желающих угодить всем среди толпы верующих сугубо местного толка. Как же на самом деле происходит «возвращение ислама» в Центральной Азии?
«Фундаментализм», как его понимают на Западе, не грозит региону более чем шайкой ультра-экстремистов. Мы имеем дело с тюркскими и фарсийскими культурами, на которые исторически влияли и буддизм, и суфизм, и марксизм. Тот фундаментализм, что существует здесь, возникает на стыке недовольства аграрных и бывших пролетарских элементов, оппортунистов, пытающихся воспользоваться традиционной верой, чтобы сделать регион заложником как личных, так и посторониих интересов (да, я имею в виду и Пакистан и Талибан). Однако здесь замешано и нечто другое, чьи корни уходят дальше во времени.
Я считаю, что «возвращение ислама», в конечном счете, - последствие неудавшейся в результате Советского военного вмешательства попытки джадидизма добиться в начале ХХ века отделения мечети от государства. При коммунизме, секуляризма в американском или либералистском смысле на самом деле не существовало. Вместо этого, практиковалась особо жесткая форма лаицизма, в которой религией служила светская идеология, а государство, несмотря на официальный атеизм, было по существу теократическим: вместо Аллаха и Христа - Маркс, а вместо имамов и улемов - партийные технократы-диалектики. Другими словами, действие происходит по J-образной кривой: возрождение ислама в Центральной Азии не заполняет вакуума, образовавшегося вследствие падения марксизма, а является одной из мощнейших в истории замедленных реакций.
Суть вопроса в следующем: управляема ли эта историческая сила? Пока что политика всевозможных «станов» меня не впечатляет. Казахи, видимо, считают, что им удастся подкупить мусульман благополучием; киргизы - что на проблему можно просто не обращать внимания; туркмены - что она удаляется силой воображения; а узбеки - что она решается автоматной очередью. Только у таджиков голова растет из правильного места: они дают мусульманам право голоса в форме политических и культурных ассоциаций, а потом фальсифицируют результаты выборов Но серьезно, «возвращение ислама» - не обязательно проблема, и я только полушучу, когда говорю, что Таджикистан правильно делает, что дает мусульманам хоть какой-то голос в обществе. По иронии, Рахмон и его компания представляют лучший на сегодняшний день пример джадидистского политического устройства. -Averroes