«ЦВЕТНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ»: ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ?
3 октября 2007 г., Евразийский дом
АНДРЕЙ МАКАРЫЧЕВ,
Доктор исторических наук, профессор Нижегородского государственного лингвистического университета
Две страны - Украина и Грузия - были в фокусе внимания российских СМИ и экспертов в последние дни. Весьма символическим образом в течение нескольких дней репортажи о конфликте между М.Саакашвили и И.Окруашвили делили наше информационное пространство с комментариями о парламентских выборах на Украине. При всех различиях эти сюжеты многое объединяло - по крайней мере, с точки зрения официальной России.
Реакцию Кремля на последние политические события на Украине и в Грузии нужно рассматривать в более широком контексте, связанном с политикой РФ в отношении стран так называемых «оранжевых революций». Украина и Грузия - при всей несхожести моделей развития этих стран - представляют собой в этом смысле однопорядковые, с точки зрения российской дипломатии, страны. Понятно, что этот контекст весьма негативен, и Россия артикулирует это разными способами.
Во-первых, Россия отказывает «цветным революциям» в нормативном содержании. Другими словами, официальная Москва не воспринимает события на Украине и в Грузии как логические следствия стремления к демократии европейского типа и интеграции с евроатлантическими структурами, а применяет исключительно такие «реалистические» категории, как «борьба за власть», которые задают рамки «силового» восприятия событий. Более того, российская политическая элита сама пытается контратаковать на нормативном поле, обвиняя грузинские власти в нарушении прав человека и принципов демократии. В этом смысле Украина и Грузия, в российском «прочтении», всё же существенно отличаются друг от друга: если в Тбилиси происходит опасная концентрация власти в руках президента М.Саакашвили, формирующая основы репрессивного режима, то в Киеве, напротив, власть неустойчива, двухполюсна, а потому слаба и неэффективна.
Во-вторых, официальный российский дискурс пытается истолковать события и на Украине, и в Грузии как очень похожие на ту картинку, которые мы узнаём по своему собственному недавнему прошлому. Проще говоря, российская оценка примерно такова: после «оранжевых революций» - всё, почти как у нас, только хуже. «Как у нас» - потому что способы политической борьбы похожи. А «хуже» - потому что и там, и там мы видим конфликтный раскол, нестабильность и сопротивление власти изнутри.
При внешнем сходстве, тем не менее, нас очень многое разделяет. Президент В.Путин прямо указал на то, что Россия не считает демократическим установленный в Грузии политический режим. Многое отличает нас и от Украины. Если в России преобладает усталость от выборов и отношение к ним как скорее к досадной необходимости, то большинство украинских политиков, наоборот, считает, что частые выборы - скорее плюс, чем минус для этой страны. Россия и Украина по многим параметрам действительно движутся в разных направлениях. Вот что пишет этому поводу Дмитрий Быков: «В России идут процессы отвратительные, но интересные, в высшей степени полезные для формирования нового поколения. В Украине идут процессы весёлые, забавные, очень предсказуемые и чрезвычайно вредные для нации. Россияне переживают глубокую депрессию, украинцы же никак не могут преодолеть эйфорию».
Дистанция между нашими странами только увеличивается, когда Россия пытается смотреть на Украину своими глазами. Комментарий Виктора Черномырдина к парламентским выборам 30 сентября стал типичным (хотя и не слишком удачным) примером переноса российского политического языка на украинскую реальность. «Люди хотят стабильности и возможности работать», - в этих словах посла России между строк явно видно критическое отношение к украинской политической системе в целом и её выборному элементу в частности, и косвенное противопоставление Украины России.
Важно понять, что же является причиной плохо скрываемого раздражения российских чиновников, говорящих об Украине? На этот счёт может быть несколько версий. Первая состоит в том, что для политического руководства России концептуально непродуктивной кажется сама многополюсная структура украинского политического пространства, представляющая контраст по сравнению с нынешней системой организации власти в нашей стране. Однако в этом случае стоило бы иметь в виду, что не только на Украине, но в некоторых странах Западной Европы - как, например, во Франции - вполне реальны ситуации сосуществования президента и премьера, принадлежащих конкурирующим друг с другом политическим силам.
Второй ответ на этот вопрос может состоять в том, что российский политический класс продолжает воспринимать украинские выборы 2004 г. как травматическое поражение России, которая действительно была глубоко вовлечена в тот избирательный процесс. Продолжением этого «комплекса проигравших» стала искренняя боязнь распространения «оранжевого» опыта на Россию, которая в значительной степени объясняет и отношение администрации президента к некоммерческим организациям, сотрудничающим с иностранными грантодателями, и появление концепции «суверенной демократии».
Третья версия более прагматична и исходит из того, что Россию интересуют два «больших вопроса»: это повышение статуса русского языка до государственного и блокирование потенциального членства Украины в НАТО. Понятно, что для России Украина в НАТО - это очень проблемный вариант, поскольку в этом случае базирование нашего Черноморского флота в Севастополе после 2017 года будет под очень большим вопросом.
Наконец, есть ещё одна, четвёртая версия, которая сводится к тому, что Москва воспринимает отношения с Киевом сквозь призму более широких отношений со странами ЕС и НАТО. Вот как об этом высказался недавно президент В.Путин: «Если на Западе хотят поддержать «оранжевые» движения, тогда заплатите за них. Или вы хотите поддержать их таким образом, чтобы заставить нас заплатить? Что, за идиотов нас принимаете, что ли? Это неискренняя позиция»[1]. Истинный смысл этого заявления президента открылся 2 октября, когда пресс-служба «Газпрома» обнародовала информацию о накопившихся очередных долгах Украины за газ в размере 1,3 миллиарда долларов и прозрачно намекнула на замаячившую перспективу снижения его подачи для украинских потребителей в ближайшее время. Видимо, это заявление можно расценивать в качестве первой косвенной реакции России на обозначившиеся перспективы формирования кабинета министров под руководством Ю.Тимошенко.
И всё же России не обойтись без учёта украинского электорального опыта. Об этом свидетельствовало присутствие и главы ЦИКа В.Чурова в Киеве во время выборов, и большой делегации наблюдателей от СНГ. Анализировать действительно есть что, причём делать это надо спокойно, профессионально, без комплекса «большого брата», которому и в страшном сне не может присниться, чтобы востребовать опыт соседей. Есть какие-то процедурные аспекты выборов, которые в условиях Украины продемонстрировали свою эффективность: например, это касается весьма низкого (по сравнению с Россией) 3-процентного барьера для прохождения политических партий в Верховную Раду. Но ещё более важными для нас являются содержательные уроки украинской кампании, а именно - способность значительной части политической элиты к коалиционным действиям. Есть страны, где коалиционность достигается мажоритарной избирательной системой (как в США), есть те, где преобладает административно-номенклатурный тип коалиционности (примером может служить Россия). На Украине, в условиях партийного президента и партийного премьер-министра (ещё одно существенное отличие от России), коалиционность - это один из способов выживания игроков на украинской политической сцене.
Россия прекрасно понимает: нашему электоральному процессу ещё очень далеко до европейских стандартов, и поэтому подспудно пытается как-то соотнести наши выборы с практиками тех стран, которые находятся поближе к нам. Например, недавние парламентские выборы в Казахстане, результатом которых стал абсолютный результат пропрезидентской партии, вызвал в России некую снисходительную иронию - мол, у нас в декабре всё будет гораздо цивилизованнее и справедливее. Украина в этом плане даёт другой образец - высоко конкурентных выборов, выполняющих мобилизующую функцию.
При этом, конечно, нельзя закрывать глаза на то, что после «оранжевой революции» действительно есть вопросы, пока оставшиеся без ответа - в частности, о том, являются ли наши две страны политическими союзниками или скорее оппонентами. Если говорить о долгосрочной перспективе, то вероятность каждой из этих двух альтернатив выглядит примерно одинаково. Украина реально расколота, и, несмотря на усилия стран Запада, в ней реально сильны пророссийские и антиамериканские настроения. Это - ещё одно её отличие от Грузии, где при всём желании практически невозможно найти силы, которые идентифицировали бы себя как ориентирующиеся на Москву.