Вместо предисловия: круговорот Арабского пробуждения. Часть 4
12.01.2013, Новое восточное обозрение
Виталий Наумкин
Часть 1 Часть 2 Часть 3
Но вернемся к вопросу о политическом исламе. Конечно, не стоит преувеличивать значение доктринальных разногласий в отношениях между его различными фракциями. Именно потому, что это ислам политический. Однако и игнорировать их было бы неразумно. Между тремя основными течениями исламистов - «Братьями-мусульманами» (и близкими к ним структурами), салафитами и джихадистами существуют достаточно серьезные противоречия.
Джихадисты на своих сайтах осуждают и БМ, и салафитов за участие в выборах и декларирование приверженности исключительно мирным методам борьбы за власть. При этом и внутри каждого из этих течений велико разнообразие взглядов и интерпретаций исламского вероучения. К примеру, египетских «Братьев-мусульман» объединяют представление об исламе как всеобъемлющей идейной системе, принятие политического плюрализма и элементов демократии, а также отказ от насилия как средства политической борьбы. Однако представители различных школ внутри БМ, например, по-разному смотрят на т.н. турас (все наследие исламских ученых прошлого): «модернисты», последователи Мухаммада Абдо и основателя движения Хасана аль-Банны, вместо тураса призывают руководствоваться Кораном и Сунной, практикуя иджтихад (собственные юридические заключения), а традиционалисты (базирующиеся на подходах ученых аль-Азхара) полностью опираются на турас и четыре мазхаба суннизма.
Последователей учения Сейида Кутба - одного из идеологов радикального политического ислама, казненного в Египте в 1966 г. - отличает чрезвычайно политизированная интерпретация Корана и Сунны и не характеризующееся терпимостью отношение к другим мусульманам и иноверцам. Однако кутбисты, действующие внутри БМ, отличаются от своих более радикальных единомышленников отказом от насилия и концепции такфира (позволения предавать анафеме тех, кто не должным образом соблюдает законы ислама, вплоть до их уничтожения).
Еще более низкий уровень толерантности характерен для салафитов и ваххабитов, часть из которых примкнула к БМ в 1970-х гг. В целом все «Братья-мусульмане» приняли правила политической деятельности, существующие в западных обществах, ярким проявлением чего явилось само создание ими Партии свободы и справедливости (ПСС). Однако далеко не все члены БМ поддержали это решение, и в движении до сих пор ведутся дебаты о допустимости и целесообразности этого шага. При этом, как известно, и салафиты Египта создали свою политическую партию «ан-Нур» («Свет»). Но лишь запрещенные группы джихадистов - апологетов насилия категорически отказываются от принятия каких-либо элементов электоральной демократии и плюрализма. Различные группы исламистов по-разному смотрят и на вопрос о месте в исламском государстве, которое они хотят построить, христианского населения.
Следует отметить, что египетских исламистов всех направлений объединяет негативное отношение к тому, чтобы в нем не было бы места продаже алкогольных напитков или азартным играм, а женщины-мусульманки соблюдали бы исламский дресс-код.
Тот факт, что исламисты по-разному интерпретируют те или иные установления шариата, которые, по сути, определяют жизнь человека, уже в краткосрочной перспективе, как мне кажется, будут оказывать немалое влияние на взаимоотношения между различными исламскими группировками. Сошлюсь на пример модернизаторского подхода к исламу со стороны одного из египетских авторов. В феврале 2012 г. в статье под названием «Секулярная сущность ислама», опубликованной в выпускаемой активистами египетской революции газете «Майдан Миср» («Каирская площадь»), Ясир Абу Ауф утверждал, что само понятие «исламского общества» бессмысленно, в отличие от самой политической мотивации, основанной на мусульманской вере (15). «Ислам - религия без Церкви, без наместника над верующими и официального толкователя Писания и вероучения, без официальной догмы и официального Божественного Законодательства», - подчеркивает автор. Соответственно, у мусульман нет никаких авторитетов, которые навязывали бы ему ту или иную интерпретацию постулатов вероучения. В этом контексте (оговариваясь, что речь идет о суннитской традиции) автор призывает, к примеру, понимать аяты Корана, посвященные осуждению и наказанию, не буквально, а творчески, относясь к ним как к источнику вдохновения, а не как к юридической норме. Ведь Коран, говорит он, был ниспослан кочевым арабам, и поэтому использовал понятия и образы, соответствовавшие их культуре, не являясь сводом жестких юридических правил, причем эти предписания изложены в самой общей форме. Из этого, считает автор, должен сегодня исходить «мусульманин, который верит во вселенский характер своей религии и свободу ее Священного Писания от оков времени и места».
К примеру, пишет Абу Ауф, Коран предписывает отрубать руку вору и воровке, но воровство бывает разным - от кражи нескольких монет бедняком до кражи миллионов шайкой образованных мошенников с помощью электронного трансфера, а подобное наказание является одинаково бесчеловечным и бесповоротным (пересмотрев приговор, руку обратно не пришить). Значит, это предписание нельзя понимать буквально. То же самое относится к битью не повинующихся мужу жен, когда другие средства воздействия исчерпаны: буквально понимать это означает, будто мусульманину свыше дано предписание совершить жестокое по современным моральным стандартам действие. Нет сомнения и в том, что нельзя юридически воспринимать и содержащееся в Коране предписание хорошо обращаться с рабами и наложницами, т.к. это означало бы, будто Священная Книга санкционирует давно осужденное человечеством рабовладение.
Сегодня современное прочтение религии демонстрирует арабам Турция - светское государство с правящей партией исламской ориентации (Партия справедливости и развития), поставившей перед собой цель добиться принятия страны в Европейский союз. Замечу при этом, что декларирование ориентации на Европу не помешало советнику турецкого премьера и лидера ПСР Эрдогана Ибрагиму Калыну заявить в своей речи перед участниками Стамбульского форума 2012 г., что «европейская модель» неприемлема для всех исламских государств в первую очередь в силу памяти о европейском колониализме и «сверхсекулярности» европейских государств.
Привлекательность Турции для других исламских государств, вставших на путь модернизации, состоит в сочетании в ее модели рыночной экономики (причем весьма успешной), демократии и ислама. Неудивительно, что Турция, наряду с Ираном и Израилем, стремится осуществить своего рода капитализацию своего возросшего влияния в регионе в результате «арабской весны» и снижения геополитического потенциала наиболее значительных государств арабского мира. Впрочем, большинство арабов присматривается, скорее, к модели не турецкой, а египетской, цивилизационно более им близкой и не отягощенной имперским прошлым.
Рост влияния Ирана вызывает особую обеспокоенность как западных держав, так и у Израиля и соперников Тегерана в арабском мире, в первую очередь - у государств Персидского залива. Ядерная программа Ирана после начала Арабского пробуждения особенно активно использовалась для нагнетания обстановки вокруг этой страны. Бывший начальник разведки Саудовской Аравии эмир Турки Фейсал сказал 5 декабря 2011 г. на форуме «Залив и мир» в Эр-Рияде, что если королевство окажется между двумя ядерными арсеналами - израильским и иранским, оно последует примеру Тегерана и рассмотрит вопрос о возможном производстве ядерного оружия. Это заявление было воспринято как послание, адресованное Вашингтону, с требованием ужесточить меры против Ирана. Не случайно время такого послания совпало с беспрецедентной эскалацией антииранской риторики в США. Показательно, что советник по национальной безопасности США Том Донилон заявил, что время политики «кнута и пряника» в отношении Ирана закончилось.
При этом уже не ставился под сомнение сам факт существования иранской военной ядерной программы, хотя еще недавно такой уверенности у американских аналитиков не было: все сходились на том, что Тегеран лишь создает технологическую базу для максимально быстрого производства ядерного оружия, если политическое решение об этом будет принято. В то же время делались заявления, противоречащие тезису о приоритетности иранской ядерной угрозы, суть которых в том, что опасна не возможность превращения Ирана в ядерную военную державу, а сам характер иранского режима.
Создавалось устойчивое убеждение в том, что на Иран натравливаются государства ССАГЗ, напуганные растущими мощью и амбициями этой страны. В этих странах продолжают говорить о вмешательстве Тегерана во внутренние дела арабских государств Залива, хотя, к примеру, независимая международная комиссия правозащитников по расследованию событий на Бахрейне, начавшихся в феврале 2011 г., пришла к выводу, что обвинения в адрес Тегерана насчет его причастности к организации массовых беспорядков с участием шиитского большинства необоснованны. Кстати, король этой страны тогда проявил немалую смелость (единственный из всех правителей монархий Залива), приняв решение пригласить комиссию, вероятно, не без учета давления со стороны американской администрации, которую даже ее близкие союзники в регионе (к примеру, турецкие высшие официальные лица) обвинили в проведении «двух ближневосточных политик» - одной в Северной Африке, в поддержку демократии, другой - в Заливе, в поддержку «авторитарных правителей».
Комиссия во главе с американцем египетского происхождения Шарифом Басьюни обвинила пользующиеся полной безнаказанностью бахрейнские силы безопасности в систематических пытках заключенных (в большинстве случаев - шиитов), от которых пятеро из них скончались. Бахрейнским властям удалось подавить массовые демонстрации шиитского населения, составляющего около 70% населения и требующего от правящей суннитской династии предоставления ему соответствующих прав, лишь с помощью ввода саудовских войск. Не случайно уже упоминавшийся М.Линч назвал Бахрейн «первым великим полем битвы контрреволюции» и писал о том, как арабские СМИ, в частности, «аль-Джазира», проявляли двойные стандарты, замалчивая нарушения прав человека в этой стране: аресты врачей за оказание помощи пострадавшим демонстрантам, изгнание из университетов профессоров и студентов по малейшему подозрению в связях с протестным движением и т.п. (16). К концу 2012 г. ситуация на Бахрейне вновь обострилась, власти страны приняли решение о лишении участников антиправительственных демонстраций бахрейнского гражданства, что вызвало протесты среди правозащитников в регионе и на Западе.
Вторым обвинением в адрес Тегерана в вышеупомянутой информационной кампании (после разработки ядерного оружия) стала поддержка терроризма: от вооружения движения ХАМАС и «Хизбаллы» до попытки убийства саудовского посла в Вашингтоне. Удивительно, что оба эти обвинения фактически полностью повторяли те, что в недавнем прошлом предъявлялись режиму Саддама Хусейна в Ираке и послужили поводом для вооруженного вторжения в эту страну, хотя потом ни одно из них не нашло подтверждения.
Некоторые эксперты из региона в то время полагали, что именно странам ССАГЗ, а вовсе не Израилю, предстояло сыграть первую скрипку в проведении планируемой силовой акции против Тегерана, реальность которой становилась все более осязаемой. Необходимость защитить эти государства от «агрессора» явно изображалась в качестве оправдания участия неисламских игроков во втором этапе операции.
Очевидная нервозность американцев в отношении Ирана, безусловно, была связана с неопределенностью развития событий в Ираке, разворачивавшихся там после вывода американских войск. На слушаниях в подкомитете по национальной безопасности, внутренней обороне и зарубежным операциям палаты представителей Конгресса США 15 ноября 2011 г. известный американский эксперт по региону Кеннет Поллак признал, что «в настоящее время ситуация в Ираке неблагоприятна для интересов США и их союзников». При этом, по его мнению, иранцы якобы могли захотеть доминировать в этой стране, превратив ее для Тегерана в «подобие режима Асада в Сирии или "Хизбаллы" в Ливане».
Независимо от намерений Тегерана, мировое сообщество проявляло единодушие в стремлении не допустить превращения Ирана в государство, обладающее ядерным оружием, добиваясь большей прозрачности иранской деятельности в ядерной сфере и отказа от программ обогащения урана. Планы создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от ядерного оружия (или оружия массового уничтожения), в турбулентных условиях Арабского пробуждения становились все более эфемерными: ожидать от Израиля изменения своей политики в этой сфере, когда он демонстрировал все бoльшую обеспокоенность по поводу своей безопасности и угрожал войной против Ирана, было вряд ли возможно.
Парадоксальным выглядел раздавшийся в разгар антииранской кампании призыв одного из отцов американской теории реализма и видного эксперта по проблемам ядерного оружия Кеннета Уолтца, опубликовавшего летом 2012 г. статью под названием «Почему Ирану нужно заполучить бомбу: ядерный баланс будет означать стабильность» (17). В ней он доказывает, что баланс между вооруженными ядерными бомбами Израиля и Ирана стабилизировал бы ситуацию на Ближнем Востоке и не вызвал бы никакого эффекта домино, как в случае с Индией и Пакистаном, и «Соединенным Штатам и их союзникам не стоит предпринимать столь болезненные усилия для того, чтобы помешать иранцам обзавестись ядерным оружием».
Замечу, что пока «арабская весна» обошла Иран стороной. И можно согласиться с израильским аналитиком Амосом Ядлином, который писал: «До тех пор, пока "арабская весна" не придет в две ключевые державы региона - суннитскую Саудовскую Аравию и шиитский Иран, ее воздействие будет хотя и важным, но ограниченным» (18). Однако влияние победившего политического ислама на те страны мира, где живут мусульмане, все равно будет заметным, и этот тренд точно отмечают авторы статей сборника. Мы не знаем, какие еще страны будут вовлечены в круговорот «арабской весны» и как долго она продлится.
Многие американские политики и эксперты уверены, что в отношениях между рожденными Арабским пробуждением, в т.ч. исламистскими, режимами и вообще исламским миром наступает новая эра - эра сотрудничества и взаимопонимания. Отдельные аналитики даже стали говорить о некоем формирующемся альянсе. Время показало, что это совсем не так. Об этом свидетельствовала прокатившаяся по странам исламского мира в сентябре 2012 г. вслед за появлением в США оскорбительного для религиозных чувств мусульман фильма под названием «Невинность мусульман» волна антиамериканских демонстраций. Как известно, в ряде случаев толпа штурмовала западные посольства, а в ливийском городе Бенгази - колыбели поддержанного Западом ливийского мятежного движения - были убиты американский посол в Ливии и сотрудники посольства США. Это было особенно болезненно воспринято в Вашингтоне еще и потому, что группа, которая совершила данный теракт, вооружалась и финансировалась американскими спецслужбами. Не случайно состоявшуюся в ноябре 2012 г. отставку с поста директора ЦРУ популярного генерала Петреуса ряд американских аналитиков интерпретировал как наказание за допущенный просчет, хотя официальная версия отставки связывала ее с адюльтером.
Тем не менее, американские аналитики продолжали охотно давать советы лидерам арабского мира. Так, один из крупнейших специалистов США по Ближнему Востоку Энтони Кордесмэн пишет о «списке факторов», который должны учитывать правительства ближневосточных государств (наряду с принятием мер в отношении роста населения и роста доли молодежи), чтобы «избежать в будущем волнений, появления провалившихся государств и правительств». Это: статус среднего класса, распределение доходов, уровень бедности; занятость и качество работы; образование; роль женщин; услуги и коммунальные службы; иностранная рабочая сила; гиперурбанизация; госсектор и занятость; сельское хозяйство; военные расходы; спецслужбы, суды национальной безопасности и законы о чрезвычайном положении; верховенство закона; коррупция; цензура и влияние альтернативных средств массовой информации и коммуникаций (19).
Пришедшие к власти в результате «арабской весны» новые политические силы, в первую очередь - исламисты, а также и оставшиеся у власти в других странах региона правительства, действительно сталкиваются со многими вызовами и проблемами, в первую очередь экономического порядка, и от того, как они будут решать их, зависит их будущее. В решении этих проблем они будут нуждаться в сотрудничестве с Западом, несмотря на антиамериканизм «арабской улицы». Но антиамериканские настроения пронизывают и те общества, правители которых считаются надежными союзниками Америки, в частности, некоторые монархии Персидского залива.
В сложившихся условиях для российского научного и экспертного сообщества чрезвычайно важно постоянно анализировать процессы, идущие на Ближнем Востоке и во всем исламском мире. С одной стороны, России предстоит выстраивать отношения с «новыми» силами, пришедшими к власти в странах, где произошли перевороты, в т.ч. исламистами. С другой стороны, необходимо уберечь российское мусульманское сообщество от влияния инородных для него концептов, а также от втягивания его в чужие идейно-политические войны, угрожающие не только гармоничному сосуществованию конфессиональных и этнических групп в нашей стране, но и самому благополучному существованию мусульман. Это - задача, которую предстоит решать и государству, представляющему интересы всех групп населения страны, и самим мусульманам. Необходимо уделять внимание запросам и нуждам мусульманского населения нашей страны, обеспечивая его комфортное существование, а также отражению посягательств извне на его самобытность и культурную состоятельность. Обладая богатейшим культурно-религиозным просветительским наследием, гораздо более привлекательным для современного человека, чем многие транспортируемые из цивилизационно чуждых нам стран идеи, мусульманское сообщество России само могло бы оказывать влияние на исламское зарубежье, особенно на мусульманские общины Европы.
Наумкин Виталий Вячеславович, член-корреспондент, директор Института востоковедения РАН.
15. Абу Ауф, Ясир. Аль-Джаухар аль-ильмани лиль-ислам. Майдан Миср, ?1, 2012, с.12-13
16. Lynch, op. cit., p.135-141
17. Waltz, Kennet N. Why Iran Should Get the Bomb: Nuclear Balancing Would Mean Stability. Foreign Affairs, July/August 2012, Volume 91, number 4, p.2-5
18. Yadlin, Amos. The Arab Uprising One Year On. One Year of the Arab Spring, p.18
19. Cordesman, Anthony. Rethinking the Arab "Spring": Stability and Security in Egypt, Libya, and the Rest of the MENA Region. Washington, D.C.: Center for Strategic and International Studies, 2012, p.4-5