25 августа 2007
Паломничество по плану
25 августа 2007
Паломничество по плану
24 августа 2007г. ? 32 (760), Деловая Неделя, Казахстан
Искандер АМАНЖОЛ, Афганистан
Главным политическим событием этого года в Афганистане стала лойя-джирга. По ее итогам была принята декларация, содержащая ряд заявлений типа: «Мы за все хорошее и против всего плохого». Но о том, что талибы и наркотики - плохо, а мир - это хорошо, было известно и без посиделок вождей пуштунов. Поэтому большинство журналистов, работавших на джирге, охватило чувство, что они зря потратили время. Но работа есть работа. На таких форумах она выматывает до предела, поэтому неудивительно, что к его завершению я чувствовал себя как выжатый лимон. После некоторых размышлений пришел к выводу, что смена обстановки, пусть даже ненадолго, пойдет мне во благо. Тем более что возникла заминка с поездкой на юг, в итоге образовалось небольшое «окно», которое нужно было чем-то заполнить. Возникла мысль посетить Джелалабад и встретиться с кабаель - пуштунами, кочующими в пограничной зоне. В большинстве своем они являются сторонниками талибов, но в связи с напряженностью на афгано-пакистанской границе друзья рекомендовали пока воздержаться от этой поездки. И тут же осенило: а не поехать ли на север, скажем, в провинцию Балх?
Генеральские амбиции
Еще сравнительно недавно там проходили кровопролитные столкновения между отрядами лидера этнических узбеков генерала Дустума и формированиями нынешнего губернатора Балха - таджика Атто Мухаммада. Обращает на себя внимание тот факт, что как только вышел указ о присвоении Дустуму звания генерала армии, как тут же были приведены в действие соответствующие механизмы. Глядь, а через месяц выходит указ о присвоении аналогичного звания Атто. Думается, что если в будущем Дустум удостоится маршальского чина, то вскоре жди такого же достижения и от Атто.
Такая вот «сладкая парочка». Правда, в нынешнем положении Дустуму вряд ли стоит ожидать такого возвышения, по крайней мере, в обозримом будущем. Состязание за первенство в Балхе он с треском проиграл и был вынужден оставить административный центр провинции Мазари-Шариф и ограничиться контролем четырех провинций, где компактно проживают узбеки. Но и в его вотчине у него не все ладно. Недавняя заваруха в Шебергане - лишнее тому подтверждение. Из-за бездумного следования рекомендациям Ташкента он оказался в политическом вакууме, в особенности это было заметно на приеме, посвященном приезду в Кабул иранского президента Ахмадинежада. Весь раут он простоял в полном одиночестве.
В немалой степени интерес к этому региону подогревало и то, что мой хороший знакомый - житель Мазари-Шарифа по имени Каххор - говорил, что может организовать мне встречу с тамошними талибами. Был еще один повод для посещения этой провинции. Вспомнилась встреча в Шеберганском узилище с пленными россиянами, воевавшими на стороне «Талибана». Они были участниками мятежа, поднятого талибами в крепости Кала-И-Джанги. Почему-то считается, что после вывода войск наши соотечественники из бывшего СССР больше не гибли в Афганистане. Но можно предположить, что это утверждение неверно, гибли, поскольку дрались в Кала-И-Джанги. Минуло шесть лет, а в этой истории до сих пор много белых пятен. Решено - едем. Что нищему собраться - только подпоясаться. Пять минут на сборы, и со двора гостиницы доносится призывный звук автомобильного клаксона. Пора - время не ждет. Что может быть лучше дороги - только дорога. Один за другим минуем туннели Саланга. Горную прохладу сменяет дышащий жаром зной. Одновременно меняется и настроение. Кажется, что если и существовал ад, то он был именно тут - между городами Души и Таш-Курган. Над дорогой мелко дрожит студенистое марево. Всепроникающая мелкодисперсная пыль забивает носоглотку и скрипит на зубах. Влажные от выпитой воды губы моментально спекаются. Стоит свернуть на проселок и выйти из машины, как тут же ноги утопают в иссушенной солнцем пыли по самую щиколотку. Справедливости ради следует признать, что это еще не самое жаркое место в Афганистане. В Гельманде и Кандагаре намного жарче - в прямом и переносном смысле. По этому поводу афганцы шутят - там 60 градусов в тени, а тени-то нет.
Интернациональная болезнь
Порой я и сам не понимаю, почему прикипел именно к Афганистану, а не к какой-нибудь благополучной Ирландии или Канаде. Там, где как пел Городницкий, березы и небо синее, а тут оно, как будто выгоревшее от солнца, белесое, как эта пыль, будь она неладна. Ну это так, к слову. Обгоняем густо чадящий черными выхлопами старенький ПАЗик. Надпись на его борту, гласящая о том, что это Super bus, вызывает сардоническую улыбку. У афганцев любая рухлядь на колесах - все равно супер, это справедливо и для всего остального. Близ Души замечаем слева от дороги скопище битой советской техники: танки, бронетранспортеры, артиллерийские орудия, БМП, минометы «Град». Поскольку для моего спутника Орхана Джемаля видеть ее еще в диковинку, выходим из машины. Чечако одним словом. Все, подтрунивать над ним больше не буду, когда-то я сам был таким. Делаем несколько снимков, затем фотографируемся на фоне танка. Минуту спустя, раздается музыкальный зуммер мобильного телефона, это звонит наш переводчик Усмон, оставшийся в машине: «Вы там поосторожней, водитель говорит, что там минное поле». «Поздно, мы уже на нем», - отвечает Орхан. Собственно, не на нем, а в шаге от него. Еще до предупредительного звонка, заметив лежащие на земле окрашенные в красно-белый цвет кирпичи, сказал ему, что таким образом афганские саперы метят еще неразминированные поля.
Въезжаем в город Пули-Хумри. В Кабуле мне сообщили неприятное известие: от инфаркта скончался знакомый полевой командир Башир Баглани, уроженец здешних мест. Зимой прошлого года он приглашал меня в гости. Скорбь по этому поводу уступает воспоминанию о забавной истории пятилетней давности. Раннее утро. Нас трое, два гуманитарщика, норвежец Глен, фиджиец Туё и я. В общем, классический вариант. Поскольку моим друзьям предстояло через 15 минут ехать, то понятное дело - пьем на посошок. Со стаканом в руке произношу речь: «Все-таки странный мы народ. Ты, Глен, - белый, ты, Туе, - черный. Фиджиец в ожидании чего-то расистского, заметно напрягся. Я - желтый. И все больны, больны любовью к Афганистану. Похоже, эта болезнь не делает расовых и национальных различий, косит всех подряд». Раздался гомерический хохот. Больше всех надрывался Туе, его ожидания не оправдались.
Пристально вглядываюсь в мелькающие за окном автомобиля глинобитные мазанки, похожие друг на друга как две капли воды. Ага, вот он. В этом переулке еще недавно жил захваченный в плен советский солдат, служивший в автобате. Его настоящее имя Алексей Оленев. В том злополучном рейсе у него спустило колесо, и пока он ставил запаску, проходивший мимо старик изловчился и отстегнул от автомата магазин с патронами. Из-за придорожных камней на него набросились моджахеды. Вопреки тогдашнему уставу перед выездом он дослал патрон в патронник. Он успевал сделать этот выстрел, но, случилась невероятная вещь, перекосило патрон, и Калашников дал осечку. Солдат попал в плен.
Шумный американец
В течение нескольких лет я был связующим звеном между его сестрой Тамарой, живущей в городе Отрадном Самарской области, и ним. В Афганистане он прожил долгих 26 лет. Не сумев договориться с командованием части об обмене пленника на боеприпасы и продовольствие, моджахеды подарили Алексея старику, участвовавшему в захвате. Позднее они сдружились. Спустя несколько лет он принял решение стать мусульманином. В этом его никто не неволил. Не зная, какое мусульманское имя ему взять, он обратился за советом к старику, и тот, памятуя о том, что Алексей не застрелил его, посоветовал назвать себя Рахматулло, что означает Милосердный. Он же сосватал ему девушку - афганку. Года полтора назад с женой и дочерью он вернулся в Россию. Завернули на заправку. Пока водитель заправляет машину, подошел к близлежащей лавке и спрашиваю дуканщика, знает ли он тестя Рахматулло. Оказывается, знает. Тесть жив и здоров. По словам продавца, Алексей помогает ему деньгами. Хлопает дверца машины, пора ехать дальше.
Рахматулло был героем моего очерка. После его опубликования, не единожды я слышал читательское мнение, что его сюжет позаимствован мною из фильма «Мусульманин». По российскому телевидению показывали его возвращение на родину. Напрямую об этом не говорилось, но после просмотра сюжета, у зрителя, в том числе и у меня, осталось впечатление, что это стало возможным благодаря их стараниям. Созвонившись по телефону с Алексеем, выяснил, что он говорил о моем участии в своей судьбе, но тележурналисты вырезали эти места. Вспомнил наставление своей бабушки: «Внучек, в таких случаях никогда не сожалей, а всегда говори: садака болсын - пусть будет подаянием». Уже в сумерках проезжаем через реку Саманган. Водитель облегченно вздыхает, успели засветло миновать опасное место, где пошаливают грабители. Слева и справа от дороги они выкапывают схроны, и при приближении машины выскакивают на дорогу как черт из табакерки. Сейчас они лютуют не так, как прежде. Еще через два часа въезжаем в Мазари-Шариф. Проезжаем мимо бывшего офиса Дустума. Как-то я сфотографировал в нем одетого в штатское американца. Мое внимание он привлек своей военной выправкой. После того, как до него дошло, что его сфотографировал не человек из обслуги Дустума, а журналист, он устроил вселенский скандал. Американцы бывают разные, бывают «тихие», этот оказался донельзя шумным. Собственно говоря, для меня его фотография была не столь уж и важна. Было интересней узнать, кто он и чем тут занимается. Обыскав меня, его телохранитель доложил американцу: «Мой генерал, у него ничего нет». Я понял, что это офицер связи между Дустумом и генералом Томми Фрэнксом. И стоило ради своего инкогнито огород городить? Встречаясь со мной, Дустум, до сих пор со смехом вспоминает этот эпизод. А вот штаб Атто Мухаммада. Вспоминаю, как мы путешествовали по Афганистану с корреспондентом французской газеты Le Monde Софи Шихаб. Оставшись без переводчика, были вынуждены воспользоваться услугами 11-летнего сынишки гостиничного привратника. Не подвел шельмец, сыпал на английском как горохом. Уже после беседы Атто записал себе в блокнот его имя и чей он сын. Думаю, что мальчуган обрел в его лице влиятельного покровителя. В условиях Афганистана это дорогого стоит. В разговоре с нами он говорил, что мечтает стать врачом.
Разноцветные гирлянды из фонарей освещают купол мечети Хазрата Али. Она великолепна. Я прежде бывал здесь несколько раз, но мне никак не хватало времени посетить находящийся неподалеку город Балх. В истории Востока он занимает то же положение, что и Киев в истории Руси. Да и названия у них схожие. Здесь его называют умм уль билод - мать городов. Орхан считает, что Балх второй по древности город после Иерихона. После недолгих поисков обретаем пристанище и скромный ужин.
Город невезения
А с утра пока еще не так жарко, арендовав машину, отправляемся в Балх. Город действительно древний, здесь среди язычников проповедовал и был убит Заратустра. Нашу машину обгоняет старенький ГАЗ-24. Из приоткрытого багажника высунулись две телячьи морды. Ветер попадает им в уши, и от этого они забавно прядут ими. Пару лет назад я видел двух задрапированных в чадры матрон, едущих в багажнике. Проезжаем мимо автомойки. В свой прошлый приезд я наблюдал здесь, как юноша, держа в руках брандспойт, устроил корове душ Шарко. Буренка стояла под струей как вкопанная, видимо, банно-плескательное мероприятие ей пришлись по душе. Слева и справа от дороги, разваливающиеся глинобитные городские стены и сторожевая башня, подслеповато уставившаяся глазницами амбразур на бредущих вдоль дороги понурых ослов. Здесь в Балхе встретил свой смертный час английский разведчик Муркрофт, который путешествовал по Афганистану под личиной ветеринара, направленного для покупки лошадей для нужд британской армии. Поскольку он был христианином, афганцы закопали его тело за городскими стенами.
Для меня Восток всегда был покрыт завесой таинственности. Спустя два десятка лет двум французским миссионерам, направляющимся в Лхассу, тибетские монахи показали документы и карты, свидетельствующие об их принадлежности Муркрофту. Они рассказали путникам, что несколько лет среди них жил рыжеволосый европеец, который недавно помер. Такие чудеса здесь случаются сплошь и рядом.
Сворачиваем направо и останавливаемся у первой достопримечательности - огромной арки с обвалившимся куполом посредине. Она названа в честь здешнего чудотворца Дарвоза-и ходжа Порсо-и Вали, правда, самих ворот нет и в помине. Местами на них сохранились изразцы. Глядя на них, можно представить, какое это было великолепие. Заглядываю в куполообразные ниши, пусто, здесь паломники, следующие к могиле святого должны творить первую молитву. Рассматриваю сооружение под разными ракурсами. Даже в таком виде арка смотрится очень живописно. Мне она напоминает престарелого джентльмена, переживающего не самые лучшие времена. Увы, поскольку сверху падают кирпичи, люди обходят арку стороной. За ней раскинулся парк.
Шагаем под сенью многовековых платанов. Обходим спящего на голой земле нищего, одетого в рубище. Челкаш, да и только. Чумазые девочки - люли, так здесь называют цыган, не дали и шагу шагнуть. Густо облепив нас, они плачущими голосами выпрашивают подаяние. В Кабуле с этим проще, нанял шустрого паренька - бодигарда, и проблема решена. Стоит нищему приблизиться, как он со словами «Бурул, бурул, бача!- Проваливай, проваливай, парень!» гонит его от тебя. Вскоре бодигардство грозит перерасти в доходный бизнес.
Убирая бумажник в карман, Орхан со вздохом заметил: «Жаль, но наших командировочных на всех не хватит». И тут же мы были накрыты второй волной, откуда ни возьмись набежавших стенающих нищенок. Поднося щепотку ко рту, они показывали, что голодают. Их прибывало как вода в трюме тонущего корабля. Самые настойчивые преследовали нас еще долго. Случается здесь и такое, когда при виде бумажника нищие называют сумму, которую хотели бы с вас получить. Проходим мимо сидящего на корточках старика, держащего в руках бойцового петуха. Афганцы - азартный народ. До недавнего времени в Кабуле вблизи усыпальницы основателя империи великих моголов Захириддина Бабура устраивали петушиные и собачьи бои. Но любимым их зрелищем является бускаши - кокпар. Несколько лет назад, будучи в Мазаре, я имел удовольствие наблюдать за этой игрой. Помнится, в ней принимали участие два американских офицера. Теперь им не до забав.
В парке многолюдно. Посетители гуляют семьями. Многие приходят сюда с принесенной из дома снедью и устраивают пикники. Афганцы до них охочи. В центре парка неработающий фонтан. Идем по широкой аллее в направлении виднеющейся невдалеке мечети. Наш гид - молодой парень по имени Самат - говорит, что она тоже носит имя чудотворца. Мечеть обветшала, но в отличие от арки сохранилась значительно лучше, хотя верхняя часть минаретов обвалилась. Любуемся куполом и спиралевидными колоннами. Для их возведения требовались сложные математические расчеты. Это действительно шедевр. В ходе своих поездок я посетил множество мечетей: в Стамбуле и Бухаре, Самарканде и Герате, Мешхеде, Исфагане, Ширазе, но таких колонн нигде не встречал. Любуюсь геометрической филигранностью орнамента на стенах. Восторг неописуемый. Жаль, но рецепт изготовления изразцов утерян. Ученые пытаются восстановить технологию их производства, но пока им похвастать особо нечем.
Святые башибузуки
Перед входом в мечеть, на возвышении, устроен небольшой погост. Простой люд в таких местах не хоронят. Из-за незнания чагатайского - старотюркского, языка Самат не может сказать, кто здесь погребен. Знает, что знать. «Видимо, она рассчитывала, что в день страшного суда ходжа Порсо замолвит за них словечко». Такое вот социальное неравенство. Встретивший нас в дверях служка, окинув нас неприязненным взглядом и насупив брови, назидательным тоном произносит: «Немусульманам вход в мечеть запрещен». И остался стоять с открытым от удивления ртом, услышав ответ: «Мы и есть они самые. Аль - Хамдулилля! - Слава богу! Внутреннее убранство мечети более чем скромное: давно небеленые стены и потертые ковры, неказистый минбар - кафедра проповедника, с которой сыплется потрескавшаяся позолота. Слышится тиканье старых часов. Рядом еще пять, но они стоят. Их предназначение - указывать правоверным урочный час намаза. Опускаем в прорезь железного ящика, стоящего у выхода, подношение - несколько смятых купюр. Время безжалостно. В унынии выходим из мечети.
Рядом с мечетью располагается усыпальница великого поэта Разия Балхи, и по тому, с каким почтением Самат произносит это имя, становится понятным, что стихотворец составляет предмет особой гордости здешних жителей. Он был действительно велик, но в корифеи так и не вышел. В этом плане персы расточительный народ, из сонма достойных, в ранг величайших возведены только семеро. Будучи знатоком восточной поэзии, даже Генрих Гейне отчетливо говорил, что, будь он персом, ему бы не было суждено приобщиться к заветной семерке.
Подходим к склепу, и снова раздается традиционный вопрос: «Муслим ас? - вы мусульмане?». Утвердительно киваем головами. Служитель отпирает амбарный замок с ладонь величиной. Вход в склеп нельзя назвать дверью, это проем, скорее, даже лаз, при входе в который приходится сгибаться в три погибели. А для этого требуется склонить голову, тем самым паломник отдает дань уважения поэту. Поскольку в помещении нет окон, свет проникает в приоткрытую дверцу. Надгробие накрыто красным бархатом и белым полотнищем с вышитыми на нем изречениями из Корана. В углу стоит джанда - священный столп. В день празднования Навруза его выносят из гробницы и устанавливают у входа в мечеть. Это кульминация праздника. Тысячи верующих стремятся дотронуться до него одними из первых. Согласно поверью, тем, кому это удалось сделать, на весь год избавят себя от болезней и горестей. Естественно, первыми к джанда прикасаются власть предержащие. После их ухода, то же самое позволяется проделать простому люду. Образуется при этом куча-мала, напоминает кошельковый невод, под завязку заполненный трепыхающейся рыбой. Настоящая Ходынка. На Навруз я дважды приезжал в Мазари-Шариф. Захватывающее зрелище, доложу я вам. Последний раз мне изрядно намяли бока. Затем едем к могиле святого Джаванмарда Касоба. В переводе с дари слово «джаванмард» означает «добрый молодец» или «удалец», касоб - мясник. Странное сочетание. Джаванмардами в Афганистане именовали смутьянов и бунтовщиков. Из этой среды вышел эмир Якуб ибн Лайс, основавший династию, правившую около 500 лет. И «калиф на час» - сын водоноса Бача-и Сакао, коронованный в 1929 году под именем Хабибуллы Калакани. Это афганский Робин Гуд. Впервые в истории Афганистана эмиром стал не пуштун, а таджик. Спустя 7-8 месяцев после воцарения его свергли и казнили. Отчаянной смелости был человек. Применив смекалку, вдвоем с братом они заставили сложить оружие и сдаться целый батальон, направленный на подавление мятежа. Джаванмарды не перевелись и по сию пору. Так один из прославленных моджахедов 80-х носил прозвище Ракити (так его именуют в официальных документах), получил он его из-за своего пристрастия к ПЗР «Стингер». Почти на пороге своего дома, а он находится в кишлаке, что по дороге из Газни в Кандагар, он построил мечеть. Теперь он вполне комильфо, член парламента.
Скорее всего, Джаванмард Касоб был головорезом, волею случая ставший святым. А что? В эмиры можно, а в святые нельзя? О том, как это произошло, остается только догадываться. Но на этом странности не кончаются. Сразу же обращаем внимание на засохшее дерево, к стволу которого прибит бараний череп. Такое практиковали язычники. И металлический шлем, он настолько мал, что, скорее всего, рассчитан на детскую головку. Сам же ствол обильно усеян вколоченными по самую шляпку гвоздями. Самат говорит, что молитва у гробницы и вбивание гвоздей избавляют от зубной боли.
Святые греховодники
Посещаем гробницу следующего святого - ходжи Комона - Вали. К этому имени не придерешься. Самат говорит, что паломничество к его могиле лечит от хвори именуемой сиесульфе - черного кашля. Надо полагать, что прах святого практикует от чахотки. На могилу следующего чудотворца мы наткнулись в крепости Бала-Хиссор. И судя по тому, что она вся усеяна обломками металлических и пластмассовых браслетов, он тоже от чего-то лечит. Подумалось, что, имея таких святых, все жители Балха и его окрестностей должны быть сплошь долгожители. Тут же рядом еще одно захоронение: Ахмада Занги Вали Пахлавона. Этому сам бог велел быть правителем и богатырем, поскольку он приходится внуком халифу Али.
Похоже, что Балх населяли исключительно святые люди. Водитель останавливает машину и мы, обливаясь потом, бредем к следующей могиле. На сей раз ходжи Пиеда-бобо. По словам Самата он жил во времена Махмуда Газневи. Был судьей - кази, и, разочаровавшись в юриспруденции, ушел в имамы. Известность ему принесло то, что он семь раз совершал хадж. Его имя так и переводится - дедушка, ходивший пешком. Семь паломничеств к его могиле засчитываются как хадж в Мекку.
Казалось бы, что после всего увиденного здесь нас уже ничем не удивить. Ан нет. Едем к могиле внука Адама - Шуш - пайгамбара! Фантастика! Бойницы на глинобитной стене делают ее похожей на кремлевскую стену. Его надгробие гигантских размеров 11 на 9 метров. Впрочем, чему удивляться, пакистанцы уверены в том, что дева Мария похоронена в Пакистане на горе Мари-пойнт, а Иисус Христос в индийской части Кашмира в городе Сринагаре. Поскольку деньги мелкого достоинства уже окончились, протянул детям купюру в 100 афгани (два доллара), тем самым внес раздор в дружную до сего момента компанию. Послышалось сердитое: «Я маланг!». («Нет, я!».). Этим уж точно быть святыми не грозит, а впрочем, как знать. История с Джаванмардом свидетельствует об этом. Маланги - это самая низшая категория священнослужителей. Жители селения из нескольких кандидатов выбирают самого достойного, самого праведного члена своей общины. Если выбор пал на него, то кандидат в маланги дает обет безбрачия. Ему в обязанность вменяется чтение молитв и возжигание лампад на могиле святого и поддерживание порядка. В свою очередь община берет на себя обязательства по его содержанию.
Тем не менее, посетив следующую достопримечательность, мы были потрясены. Это был некрополь суфия Бобо Ку-и Мастона. Этот святой после своей кончины стал покровительствовать курильщикам гашиша! Самат нараспев читает четверостишье, посвященное ему. В поэтическом переводе Орхана с подстрочника оно звучит вполне оптимистично:
Бобо Ку-и Мастон, о, веселый старик, У могилы твоей растет розовый цветник. Благоухает он и летом и зимой. Как косяк закончится - принесем другой.
Последний казах
Не сподобил меня Творец родиться персом. Ладно - не будем на себе власы рвать, едем дальше. Проехали совсем немного и видим слева от дороги целое поле, засеянное коноплей. Для любителей «травки» раздолье немереное. Выходим из машины и направляемся к развалинам, находящимся под легкой крышей. По словам Самата, это первая в Афганистане мечеть. Гляжу на глиняную лепнину, легкую, как пух, как морская пена, изящную, как брюссельские кружева. Колонны и арочные перекрытия покрыты ею в изобилии. Она отлично сохранилась. Но восторг быстро стих. Ислам утвердился здесь в 8-9 веках. И если это еще старая постройка, то она не могла сохраниться в превосходном состоянии. Это просто невозможно. Какой-то мастер это сотворил совсем недавно, а нам выдают за чудо. Афганцы сами в это верят, и нас в этом хотят уверить. С торца сооружения могила еще одного святого. Маланг, которого я принял за хазарейца, теребя жиденькую бородку, спрашивает: «?аза? сiз ба? - Вы казах?». Услышав утвердительный ответ, он прямо расцвел в улыбке. Говорит о том, что его зовут Хабибулло, что прежде здесь жили казахи, но все уехали на родину. Он же не может бросить доверенное ему дело и последовать за ними.
Из подъехавшей машины вышел мужчина. Завидев его, Хабибулло ушел в свою каморку, и через минуту - другую появляется вновь и протягивает ему завернутую в целлофан лепешечку гашиша. Взамен тот протягивает ему 100 афгани. Кто же его осудит за это, если курильщикам этого зелья покровительствуют святые? Это в наших глазах курение гашиша - пагубный порок, афганцы это мнение не разделяют. Пора возвращаться в Мазар.
Продолжение следует