25 июня 2007
Особенности взаимоотношений политических элит и обществ в Центральной Азии
25 июня 2007
Особенности взаимоотношений политических элит и обществ в Центральной Азии
25 июня 2007, ia-centr.ru
Дина Швецова
В соответствии с классической трактовкой понятия «политическая элита», власть тогда является политической элитой, когда она может вырабатывать национальные стратегии. Наиболее часто встречающееся среди экспертов мнение заключается в том, что власти Центральной Азии сегодня эту функцию не выполняют, и фактически не способны к восприятию и преобразованию интересов общества в общественно значимые политические проекты, что, однако, не свидетельствует об отсутствии системы взаимодействий власти и обществ в этих странах.
Взаимоотношения власти и обществ в центральноазиатских странах специфичны. Общества государств Центральной Азии не характеризуются только своей иерархичностью. Центральноазиатские общества - это сложные общества, где, с одной стороны, существует клановая структура, с другой стороны - неформализованное территориальное представительство. И то и другое имеет свой отчетливый политический смысл, выражающийся в том, что участие в политике осуществляется населением через формирование политической элиты из представителей разных кланов и территорий.
В настоящий момент высокая нестабильность власти в Таджикистане и Киргизии объясняется территориальным (точнее, территориально-клановым) принципом формирования политической элиты в этих странах. Общество там сильно разделено по территориальному признаку: в Таджикистане на выходцев из Ленинабадской области и остальных районов страны, в Киргизии - на южан и северян. Если говорить о Киргизии, то, как считает известный специалист по центральноазеатскому региону - Георгий Ситнянский, одной из причин кризиса в КР сегодня явилось неправильное распределение постов между представителями южного и северного кланов, когда президент представляет аграрный юг, а премьер - промышленный север. Исторически привилегированный северный клан оказался в более низком по отношению к менее привилегированному южному клану положении, что стало действующим фактором дестабилизации в стране, так как это затронуло политические интересы всего общества. В других странах Центральной Азии, прежде всего в Казахстане и Узбекистане, борьба за власть между кланами носит чуть менее выраженный и публичный характер в силу доминированию родственного принципа при формировании элиты, но она присутствует.
При нынешних лидерах центральноазиатских стран электоральный процесс управляем, но всегда существует вероятность, что выборы с не смогут обеспечить клановое и территориальное представительство в пропорции, которая могла бы устроит все общество. Неудавшиеся попытки институционализировать кланы были предприняты в той же Киргизии, где внутреннее деление южного и северного кланов и внутриклановая борьба вылились в образование около сорока партий. Кроме того, процесс смены лидеров путем выборов не успел войти в политическую практику центральноазеатских стран. Поэтому процесс ротация элит в Центральной Азии является сложным и непредсказуемым. Примером-исключением в этом смысле может служить Туркменистан, где при смене власти удалось избежать клановой борьбы.
Никаких предпосылок для существенного изменения ситуации нет потому, что существует отработанная схема продвижения экономических и политических интересов: в парламенты избираются те, кто имеют финансовый ресурс, финансовый ресурс есть у тех, чьи родственники обладают властью. Семьи Назарбаева и Каримова яркое тому подтверждение. Все это говорит в пользу того, что сейчас парламент в Казахстане, и еще в большей степени в Узбекистане и Таджикистане, не существует как институт представительства интересов общества, а выборы не выполняют роли канала формирования власти, так как являются фактически безальтернативными.
Общей особенностью для Таджикистана, Казахстана, Туркменистана и Узбекистана является характерная роль президента в политической жизни этих стран. Рахмон в Таджикистане, Каримов в Узбекистане и Назарбаев в Казахстане, Бердымухаммедов в Туркменистане - каждый из них играет роль лидера, обеспечивающего баланс политической системы через замыкание на себя механизмов принятия всех значимых решений в стране. Как отмечает эксперт Информационно-аналитического центра по изучению общественно политических процессов на постсоветском пространстве Александр Караваев: «Природа отношения к власти со стороны населения такова, что негатив преобладает и накапливается сильнее. Его может постоянно гасить лидер. Любят лидера, но не любят власть». Лидер в системе представлений центральноазиатского общества стоит особняком. В понимании людей Президент - это тот, за кем последнее слово, кто выше конфликтов.
Но даже при этом политического ресурса для президента и его окружения (так называемых политических элит первого эшелона) оказывается недостаточно для того, чтобы консолидировать и контролировать общество. Общество не может контролироваться властью по причине неэффективности органов управления и связанной с ней коррупции и отсутствия системы устойчивых политических институтов. Люди, прежде всего, не довольны властью на муниципальном уровне. Ситуация складывается таким образом, что сейчас практически во всех центральноазиатских странах есть районы, которые власть сейчас не контролирует ни идеологически, ни административно. К примеру, в Казахстане политически максимально далеки от центра казахскоязычные аулы на юге, в Узбекистане есть Ферганская долина с исламистами, в Киргизии противостояние юга и севера на идеологическом уровне разрушает целостность страны.
Что касается традиционных для западного общества таких элементов политической системы как неправительственные организации, то в странах Центральной Азии, кроме Узбекистана и Туркменистана, неправительственный сектор имеет абсолютно декларативный характер. Ни в Казахстане, где постепенно вводится система госзаказа деятельности НПО, ни в Киргизии, где НПО были созданы при содействии американских и европейских организаций и превратились в своеобразный бизнес для тех, кто работает в этой сфере, НПО нельзя назвать эффективным каналом взаимодействия общества и власти. В том же Казахстане на данный момент существует порядка десяти НПО, которых можно назвать влиятельными субъектами политики, но большинство НПО настолько тесно вязаны с государством, что их ангажированность со стороны акиматов и министерств в глазах общества не требует доказательств.
Еще одной особенностью субъект - объектных отношений власти и общества являются структуры-посредники, которые сейчас в таких странах как Узбекистан и Таджикистан исключены из политической жизни. Это оппозиция, вытолкнутая из электорального процесса, исламисты - у них в ситуации смены власти есть реальный потенциал мобилизовать общество, так как сегодняшняя власть не восприимчива к ожиданиям людей. В Таджикистане и Киргизии причиной раздражения все чаще становится влияние исламской идеологии на общества, в особенности ту его часть, которая проживает на территории сельских поселений. В тоже время эти «посредники» не способны включиться в уже существующий процесс принятия политических решений.
Перед политическими элитами Центральной Азии сейчас остро стоит задача соблюдения баланса между группами: кланами, жузами, племенами. И связанные с этими процессами проблемы волнуют центральноазиатские общества гораздо сильнее, чем неспособность властей решить кукую-то часть социальных вопросов. Система взаимоотношений тем сложнее, чем общество менее однородно.
Политическая структура общества еще больше усложняется наличием выборных органов законодательной власти. В условиях отсутствия у кланов формального политического статуса и обязательности учета клановых и территориальных интересов при формировании политической элиты выборы превращаются либо в формальную процедуру, как, например, в Казахстане и Туркменистане, либо в фактор дестабилизации политической ситуации, как в Киргизии и Узбекистане. То есть, демократические институты (выборы, парламент) не играют роль каналов коммуникации между властью и обществом, так как в ЦА уже существует своя система взаимодействий власти и общества.