Искандар Худойберганов: Сила правозащитного движения в том, что оно находится в оппозиции к власти
25 ноября, 2008, Голос Свободы - Узбекистан
В этом году современная оппозиция Узбекистана отмечает свое 20-летие. Voice of Freedom продолжает серию интервью, посвященных этому событию. Представляем интервью с основателем правозащитной организации «Центр демократических инициатив», активным борцом за права человека Искандаром Худойбергановым, который первым документально доказал существование в Узбекистане пыток.
VOF: Разрешите для начала поздравить Вас с 20-летием создания оппозиционного движения современного Узбекистана. Вообще существует такое мнение, что почти каждый второй житель страны в какой-то мере оппозиционер по отношению к существующей власти, из-за способов правления и последних «достижений». Вы согласны с этим мнением?
Искандар Худойберганов: Спасибо за поздравление! Вот, вы сказали - каждый второй. С этим можно поспорить. Потому что, я считаю, что подавляющее большинство, можно сказать, что это почти все 99%, я имею в виду даже его (президента. - VOF) окружение не разделяет той политики, которую проводит нынешняя власть. Чем дальше, тем хуже. Вообще обычно говорят, чем дальше, тем будет лучше, мы верим в будущее, но мы прекрасно знаем и все годы уже нас настроили на то, что ничего хорошего нас в будущем, в ближайшем будущем, не ожидает. Политика остается прежней. Эта политика, которая построена на силе, не на справедливости, которую декларируют. Она построена на страхе, она построена на притеснении и на угнетении прав человека, которые ему принадлежат от рождения. Такая вот власть.
Допускаете ли Вы, что и сам глава государства хоть в какой-то мере осознает, что он движется в неправильном направлении или глава государства, как утверждают некоторые люди, верит в то, что творит добро?
Видите ли, вы задали вопрос, на который подавляющее большинство обывателей часто отвечают именно так. Что он (президент) хороший, окружение плохое. Вы понимаете, это иллюзия! Иллюзия, от которой надо давно уже отказаться. Простые примеры: кто назначает хакимов (губернаторов) - президент, кто назначает генерального прокурора - президент, кто назначает министров - президент, кто снимает - тоже президент. Понимаете, есть неписанное джентльменское правило: если вы рекомендовали человека на тот или иной пост, если он не оправдал (ожиданий), это я мягко говорю, я не говорю, что подвел, проворовался, то равную с ним ответственность несете и вы. Это первое, второе, нельзя воспринимать его (президента), как человека, который от всего отключен, который ничего не видит, это неправда. Все основополагающие указы подписаны президентом. Поэтому этот довод, он очень слабенький, он вызван тем, что люди иногда хотят себя утешить, они не могут допустить, что ими управляют неправильно, что ими управляют непрофессионально, неграмотно. На самом деле иногда нужно заглянуть правде в глаза, какой бы горькой и какой бы неприятной она не была. Поэтому политика, которая проводится, а у нас авторитарное государство, причем такое авторитарное, что Советский Союз такого не видел. Я могу только, может быть сопоставить это с эпохой Сталина, не меньше. Естественно, это не может быть один к одному, потому что Сталин жил в одно время, мы живем в другое. Время накладывает свой отпечаток, вот в чем дело. Это единоначалие. Поэтому я целиком всю вину возлагаю именно на сегодняшнее правительство и в том числе на президента Республики Узбекистан.
А чем вызваны постоянные промахи руководства Узбекистана?
Вы задали довольно сложный вопрос и на этот вопрос, может полновесно ответить человек, который знает его (президента) близко. И очень хорошо знает, причем издавна. Я могу лишь поделиться своими впечатлениями, что человек этот пришел к власти в советское время, что он воспитывался именно на советских, то есть на тоталитарных традициях. Он просто не умеет по-другому управлять. Не умеет. Если вы сейчас поставите у власти человека, который никогда о ней не помышлял, и, кроме того, как подметать улицы он ничего не может, естественно, он будет управлять так, как видел, как управляли им. Тоталитарная советская система - это была система окрика. Для того, чтобы что-то произошло, надо было ударить кулаком по столу, обложить человека с ног до головы, и ждать результата. Как достигается результат, это руководство не волновало. Поэтому мы могли выполнить пятилетку за три года, потом застрелиться. Мы могли сказать, что собрали шесть миллионов тонн хлопка, а оказаться, что всего-навсего около пяти. Вот эта система управления, то есть человек привык так управлять. Это первое.
Второе. Есть у каждого человека слабости, ну в том числе и я, ваш покорный слуга страдаю определенными недостатками. Но вот у президента Республики Узбекистан, видимо, особое отношение к власти. Понимаете, власть для некоторых может быть чем-то наподобие наркотика. Они любят управлять, им нравится, что все подчиняются, нравится, что льстят, нравится, что кланяются. Я недавно видел одну из его (президента) встреч, это была встреча с районными хакимами Хивинской области, где он в общем достаточно жестко проявил, он сказал: вот вам срок до 20-го октября, делайте выводы, иначе за вас сделаю я. Вот это такое дело, но ведь иногда план можно не выполнить и по объективным причинам. Особенно то, что касается сельского хозяйства. Потому что есть понятие урожайный-неурожайный (года), неслучайно развитые страны датируют сельское хозяйство. Они не ставят таких условий, наоборот, государство всегда идет на встречу и поддерживает. Вот поэтому, я могу подвести итог в этом вопросе и сказать: нет, это человек, который сознает что делает, который не умеет управлять по-другому и который, по всей вероятности, чрезвычайно любит власть. Ну, такой уж он уродился, властолюбец.
А насколько адекватна в Узбекистане оппозиция, является ли она достойной альтернативой власти?
Во-первых, оппозиция у нас разношерстная. Она разношерстная и отношение к ней у всех разное. Но в подавляющем большинстве, очень часто люди то, что происходит сегодня у нас, непосредственно связывают с именем и фамилией президента, с чем я просто не могу согласиться. Для меня беда кроется в системе, которая сегодня имеет место в Узбекистане. Для меня демократия - это реформирование действующей системы, не смена персоны. Смените персону - ничего не изменится. Уберите министра, посадите другого, я вам скажу - будет то же самое. Надо менять систему. И менять систему надо круто. Вообще переход к демократии - это достаточно сложный период. И для нас, для Узбекистана, в частности, это я уже несколько отвлекаюсь, перейти к демократии вот сейчас, с каждым годом, которые мы тратим впустую, будет все более и более сложным.
Я бы разделил оппозицию на две части: одна видит и сваливает все на персону, другая часть оппозиции, которая видит, что причина кроется в нынешней системе. В системе самого государства:
Какая из этих двух частей больше пользуется успехом среди населения, если она вообще имеет какой-то успех?
Понимаете, у нас сейчас, такая ситуация, когда весь народ в оппозиции. Это скажем не Соединенные Штаты, даже не Россия, где какая-то часть поддерживает власть, какая-то часть - не поддерживает. У нас в этом отношении разночтений нет. О том, пользуется ли оппозиция авторитетом или нет, я бы вопрос немного изменил. Поскольку сам народ весь находится в оппозиции, надо говорить о том, что эта власть дискредитировала себя окончательно. Оппозиция имеет интерес в том случае, когда она доходит до граждан. Наша оппозиция огорожена от народа, именно отгорожена от народа. Вот в этих условиях оппозиции следовало бы консолидироваться. Оппозиции важно сейчас, на какой-то период остановиться, оглядеться и обдумать свои действия. Потому что ситуация складывается таким образом, что консолидация становится неизбежной. Могут быть у демократических организаций различные подходы, различное видение и так далее. В нынешней ситуации все эти внутридемократические различия должны отступить на второй план. Потому что сейчас нужно очень серьезно подумать о судьбе нашего народа.
При этом консолидация должна произойти на том фоне, когда эти демократические партии должны определиться с первостепенной задачей, что выдвигается на первый план. И вот если они действительно с такой задачей определятся, то вопрос о консолидации более-менее будет решен. Я должен сказать, что наверняка сейчас такие попытки предпринимаются и делаются, я понимаю, что этому будут усиленно противодействовать спецслужбы, которые будут видеть в этом серьезную угрозу. Но полагаю, что произойдет и недопонимание. Возможно, я забегаю чуть вперед, если такая инициатива будет озвучена, то некоторые лидеры оппозиции попытаются все это свести к тому, что это действие направлено на раскол. Скажут: зачем нам очередная коалиция, зачем нам это? Почему появляются иногда такие очевидные факты, да потому что ни одна из оппозиционных партий, не сумела решить проблему коалиции. И если этого она не сумела решить, и не добилась до сих пор, то она должна получить соответствующую оценку.
Кто больше всего боится консолидации оппозиции - власти или лидеры оппозиции?
Я могу с достаточной долей уверенности сказать, что больше всего боится власть. Власть боится консолидации. Потому что, если тот же «Эрк» («Воля», оппозиционная партия, созданная в начале 90-х годов Мухаммадом Салихом, ныне находящемся в вынужденной эмиграции. - VOF), если тот же «Бирлик» («Единство», народное движение, основанное в конце 80-х группой интеллигенции, лидер движения Абдурахим Пулатов, также ныне находится в эмиграции. - VOF), если Аграрная партия (основана в начале 2004 года активистами Международного общества по защите прав человека МОПЧ. -- VOF), они действительно консолидируются, то в этом случае будут представлять силу. Во-вторых, это будет первый шаг к завоеванию авторитета в народе. Не будет этого шага, этого не получится. Элементарно, если даже захотят участвовать в выборах, но будут участвовать с разрозненными кандидатами, то это будет означать, что эти люди льют воду на мельницу власти. То есть они не прямо, а скрытно стоят за нее.
Так что же мешает оппозиции объединиться? Личные амбиции лидеров?
Они, конечно, понимают (необходимость объединения), но переступить через личные амбиции им, видимо, не удается. На чем строится вот это предположение? Если вы посмотрите представителей двух партий, таких более заметных, «Эрк» и «Бирлик», то члены этих партий очень ладят друг с другом. У них не возникают проблемы в этом. У меня были такие беседы. И когда я говорил: надо консолидироваться, надо сейчас выступать сообща, то они говорят - да. Но когда речь касается до конкретики, они говорят, что им «надо спросить».
Вот в этом случае мне вспоминается один анекдот. Один мудрец решил проверить, боится ли мусульманин своей жены или нет, самостоятелен он или нет. И если найдется тот, кто не боится, подарить ему верблюда. Заходит он в один двор и спрашивает: вы боитесь своей жены, ему говорят - да, а как же, это же жена. Так он обошел несколько дворов и везде одинаковый ответ и в одном из домов он вновь спрашивает, вы, мол, боитесь своей жены, ему отвечают - нет. Он обрадовался: наконец, нашелся тот, кто не боится и, как обещал, предложил тому верблюда, на что был дан ответ: сейчас, только у жены спрошу:
Так что, как видите, очень многое упирается в лидеров. Если лидеры оппозиционных партий изъявили бы желание консолидироваться, то этот процесс прошел бы мгновенно. Мгновенно. Спустил бы, допустим, Абдурахим Пулатов директиву такую своим представителям областным и в областях это бы образовалось, спустил бы аналогичную директиву Мухаммад Салих своим, произошло бы то же самое. В подавляющем большинстве люди очень наивны, они думают, что если они примут решение, не спросив, то они как бы подводят свою партию.
Давайте обратимся к другой важной теме. Вы много занимались и занимаетесь правозащитной работой. По Вашему мнению, насколько важным для страны было создание правозащитных организаций и насколько они успешны сейчас?
Насколько я знаю, у истоков первой в истории современного Узбекистана правозащитной организации стоит Абдуманноб Пулатов. Мне кажется, он очень умно прочитал ситуацию, которая складывалась в середине 90-х годов и, понимая, что политические партии будут испытывать серьезное давление, он создал первую правозащитную организацию. Ну а дальше все пошло по нарастающей. Появилось очень много таких организаций. Почему оно пошло стремительно, потому что эта сфера находилась в запустении. Поэтому те, у кого тем или иным образом были нарушены или растоптаны права, они именно шли в правозащитную сферу. Они прекрасно понимали, что они были вдали от политики и это действительно так кажется, потому что быть вне политики не возможно. И тот, кто так себе говорит, он, по крайней мере, себя убаюкивает. Не более. Эти правозащитные организации представляли достаточно приличный слой в оппозиции.
Отличались ли они от самой оппозиции? Да. Часть правозащитников резко отличалась, а часть - это ни что иное, как порождение оппозиционных партий, тот же самый «Мазлум» («Угнетенный», исполнительным директором которого был Азам Тургунов, осужденный в начале октября на десять лет лишения свободы. -- VOF), та же организация, которую возглавляет Васила Иноятова (лидер правозащитного общества «Эзгулик». -- VOF). Они были созданы партиями для того, чтобы как-то наладить легальную деятельность. На мой взгляд, правозащитная деятельность серьезно отличается от политической. Понимаете, для правозащитника власть сама по себе зло. Потому что власть является источником конфликта. Потому что государство как бы состоит из двух половинок: одна это власть, другая - народ. И от того, как себя ведет власть, могут возникать конфликты.
А можно ли сказать, что правозащитные организации создавались, чтобы защищать права тогдашней оппозиции?
В некотором роде. Понимаете, дело в том, что когда мы говорим о правах, мы четко разграничиваем политические права и гражданские права. Права в общем-то, те которые обозначены в декларации, они как бы представляют собой совокупность. Они не представляют систему, то есть они не изложены в системном порядке. На самом деле есть право, которое занимает высшую иерархическую ступень. И права как-то выстроены по иерархическому рангу. С этой точки зрения, очевидно, что политические права занимают более высокий иерархический ранг по сравнению с гражданскими. Это если и не знают, если даже и не понимают некоторые правозащитники, они, по крайней мере, это чувствуют. Поэтому очень часто они идут в сферу политическую. Дело в том, что политику надо вероятно рассматривать как некое условие для экономики. Понимаете, для того, чтобы мы с вами пребывали на земле, необходима та окружающая среда, в которой мы сейчас пребываем. То же самое политика - она должна создавать некое условие для экономики. И одним из этих условий для экономики является свобода слова. Вот это коренное!
То есть иногда журналисты, правозащитники, политики говорят, что здесь (в Узбекистане) демократическое государство, здесь недемократическое, а здесь полудемократическое: Вот термин «полудемократический» мне непонятен, так же, как и то, что женщина чуть-чуть беременной быть не может. Она либо беременная, либо нет. Поэтому если нет свободы слова, то всякие разговоры о демократии, всякие попытки что-то реформировать - это пустое. Вот коренное - это свобода слова. Появится свобода слова, появится право выбора. Появится право выбора, реально будут функционировать политические партии, которые будут находиться в оппозиции. Не будет этого, ни о какой демократии говорить нечего. С этой точки зрения, в силу тех ценностей, которые исповедуют правозащитники, естественно, складывается впечатление, что они отстаивают права оппозиционных политических партий. Это совпадение, не более.
Возвращаясь на 20 лет назад, скажите, была ли возможность у оппозиционных партий защитить себя и прожить до сегодняшнего дня?
Да, я уверен, что такая возможность была:
А в чем причина того, что возможность эта не была использована?
Видите ли, если вернуться к тем временам, то всегда существует некий повод, для того, чтобы движение пришло в некую рельефную форму. Движение всегда существует, оно либо скрытно, либо рельефно, вы можете это видеть, пощупать и так далее. На том этапе поводом (для создания оппозиции) стали разговоры о государственном языке. В принципе это повод безобидный. Он устраивал власть Узбекистана тоже. Второе - это разговоры о Независимости. Понимаете, полагали, что если мы создадим свои границы, у нас будет своя территория, наш язык приобретет статус государственного языка, то это и будет Независимость. Это скорее внешний ход, внешнее восприятие, это иллюзия. Понимаете, есть свобода, независимости нет. Ее просто нет. Все мы зависимы, если вы посмотрите на окружающее, все находится в соподчинении. Все в связи, а не вне связи. Собственно такая трактовка независимости приводит и к серьезным экономическим ошибкам.
Вот это была ошибкой. Понимаете, надо было тогда, пользуясь моментом, как «Солидарность» использовала колбасу (нет колбасы, дайте нам колбасу), используя тот же повод, но о государственном языке, она должна была показать, что все исходит от этой системы. Что порок в системе. Оппозиция должна была быть крайне осторожной, эйфория, на мой взгляд, овладела тогда умами. Потому что они не думали, что это движение само внутри должно было иметь очень серьезное ядро. Оно должно было себя огородить, оно должна была предвидеть, что движение постараются расколоть, движение постараются разобщить, привести к столкновению, что будет все: подлоги, интриги, будут лгать, очернять, это руководителям движения в то время следовало предвидеть. Ничто за это с них не сможет снять вины!
Ни для кого не секрет, что нет солидарности и взаимоуважения и между правозащитными организациями, это то, что осталось в наследство от раскола той оппозиционной группы или это некая черта, которая присуща жителям этого региона, то, что они не могут ладить друг с другом?
Среди тех слов, которые я пытаюсь избегать, есть слово «менталитет». Это когда не остается доводов у человека, ну, скажем, вот он не демократ, но не может в открытую сказать, что он не демократ. Если сейчас послушаете, Путин - демократ, все - демократы, недемократов нет, я не знаю таких. Сталин тоже называл себя демократом. Но как только эти люди отклоняются от демократии, они попытаются сказать либо «еще рано», либо «у нас такой менталитет». Да, мы с вами тоже не похожи друг на друга, чисто внешне. У нас с вами разные привычки. Но нас объединяет нечто большее, гораздо более серьезное. Нас с вами объединяет интеллект. Если скажут, что по менталитету у узбеков интеллект не тот, то хотел бы я этому человеку взглянуть в глаза.
Нет, дело не в менталитете, дело в другом. То, что правозащитные организации ведут себя по-разному, это объясняется тем, что в эту среду приходили разные люди и по разным причинам. Могли прийти те, кто действительно проникся идеей правозащитной работы, могли приходить люди, которые глубоко понимали, что такое права человека. Те, которые могли разграничить, где права, где свобода, которые могли выстроить в систему все эти права, которые могли сказать, отчего и где это происходит, это те, кто шел в правозащитную сферу осознанно. Подавляющее большинство тех, кто пришел, это люди обиженные. У кого-то несправедливо осудили брата, у кого-то мужа, у кого-то дочь, и так далее и тому подобное. Я полагаю, есть и третья категория правозащитников - это те, которых внедряли спецслужбы. Это в очень грубых чертах деление правозащитников. И, естественно, эти люди, которые приходили по-разному в правозащитную деятельность, которые видели совершенно разные перед собой цели, разные задачи, они иногда сталкиваются. Потому что, то, что для одного кажется главным, для другого - второстепенно. И когда вы видите, что правозащитник охаивает другого правозащитника, обливает грязью, это уже говорит о культуре. Для того чтобы заниматься правозащитной деятельностью, классической, истинной, разночтений быть не должно. Мало считать себя правозащитником, им надо быть.
В чем сила правозащитной сферы?
Я считаю, то, что правозащитники в оппозиции к власти, вот это и есть их сила. Сила в том, что они не рвутся во власть, не говорят: вот я приду во власть, я ее сделаю хорошей, они себя этим не обманывают. Они видят, что в общем-то беды в основном во власти. Это люди, которые видят себя уже в открытом гражданском обществе. До которого, конечно, далековато.
Насколько сегодняшняя власть считается с правозащитниками, видит в ней силу?
В Узбекистане, после того как расправились с политическими партиями, расправились с правозащитниками. В Узбекистане сейчас нельзя собираться в какие-то группы более семи-десяти человек. Я вообще не могу сказать твердо, но я от таких серьезных людей слышал, что запрещается студентам собираться более чем по десять человек. Отсюда вы и можете делать вывод, что мы сейчас с вами переживаем, наверное, самые мрачные годы. Мрачные годы нашей Независимости.
Вы поддерживаете мнения о том, что для исправления ситуации нужно вмешательство мирового сообщества, нужны санкции Европейского Союза, насколько действенно это вмешательство?
Нужно все в комплексе. Иногда, когда говорят, особенно у нас на Востоке, если двое молодых сошлись, у них удачная жизнь сложилась, их объединяет серьезное, глубокое чувство, говорят: звезды сошлись. Вот вероятно для того, чтобы произошло и то, о чем вы говорите, нужно, видимо, чтобы звезды сошлись. Но первое и самое главное - это должно созреть в самом обществе. Если общество ждет, что это (демократию) принесут с Запада или с Востока, это общество не стоит того. Оно не заслуживает. Вот в этом отношении очень памятны слова американского президента, который сказал, что «человек, который жертвует свободой ради безопасности, он не заслуживает ни свободы, ни безопасности». Поэтому ожидания, что это кто-то принесет, нет. Иногда надо понимать, что в принципе есть понятия о так называемых стратегических задачах и о тактических. Мы очень часто любим критиковать, не вникая, это, скорее всего, не критика, а критиканство. Ну, чем нам может в нынешней ситуации помочь Запад? Малейшее желание Запада продвинуть или каким-то образом повлиять на наших власть предержащих с тем, чтобы они двинулись к демократическим реформам, встречает отторжение.
Конечно, Западу проще было бы перегородиться, проще было бы объявить войну, это очень просто, и для них даже хорошо. Но в том-то и заключается талант, что при всей ситуации надо искать компромисс, надо искать выход, надо набраться терпения. Это не означает, что во имя терпения надо отказаться от своих принципов, нет. Есть вещи, когда просто форсирование событием может обернуться вам во вред. Это надо иметь в виду.
А насколько реален диалог между гражданским сектором и властями, не секрет, что в последнее время мировое сообщество агитирует узбекских активистов гражданского сектора к такому диалогу?
На этот вопрос тоже очень трудно ответить, тут очень много факторов. Но я лично склонен к тому, что найти путь к диалогу реально. Это реально, и искать его надо. Но искать не таким образом, как иногда некоторые нам пытаются показать, организовав круглый стол, где нужно что-то обсуждать. Если вы хотите наладить диалог, не надо это декларировать. Не надо. К нему надо приступать. Понимаете, есть темы для диалога, которые изначально обречены на провал и когда вы выбираете такую тему, то это будет означать, что вы сами угробили возможность диалога. То есть вы должны просчитать, что может в данной ситуации стать интересным как для власти, так и для оппозиции. Как правило, это нечто мелкое, это что-то очень неприметное, незначимое, но такая вещь существует. Есть способы, есть ходы, по которым вы можете тихо-тихо разворачивать диалог, вы только начните, а дальше может это дело пойти.
А если одна из сторон диалога пытается диктовать свои условия, навязывать их?
Если это задевает ваши принципы, как правозащитника, как демократа, то нет! Жертвовать принципами нельзя! Опять вспомним слова американского президента: жертвовать свободой ради безопасности глупо. Лучше такую тему вообще не поднимать. То есть вы должны быть человеком, который должен видеть на несколько шагов вперед.
А есть среди нынешней узбекской оппозиции или правозащитников люди, которые могут видеть на несколько шагов вперед?
Я не сомневаюсь что есть. Только, может быть, мы их не знаем. Но то, что такие люди есть, я в этом не сомневаюсь.
Вы сказали, что мы переживаем мрачное время. Мы его переживем или оно переживет нас?
Я просто не делю ни вас, ни себя от времени. Время - это мы с вами, в том числе. Я думаю что, да, общество, конечно, преодолеет это, на то оно и общество. Так устроен человек. Он преодолеет. Другое дело, что придется заплатить. Хотелось бы поменьше.
***
Искандар Худойберганов родился в 1942 году в Ташкенте. Окончил Ташкентский государственный университет, факультет географии. Во время защиты диплома, он заявил, что не было скачка в Средней Азии от феодализма к социализму, что здесь тоже был капитализм, после чего ему запретили поднимать эту тему. Во времена правления Никиты Хрущева Искандар Худойберганов выступил против посевов на территории Узбекистана кукурузы, заявив, что в СССР семь совершенно разных климатических зон и нереально, чтобы эта культура везде давала одинаковый эффект.
Поведение И.Худойберганова настораживало профессоров и преподавателей, которые сказали, что вмешиваться в большую политику не стоит, после чего он решил поменять профессию географа на геолога, отметив, что «с камнями никто не смог бы меня оспорить, если это известняк, мне бы никто не смог доказывать обратное». В середине 80-х годов он окончательно разочаровался в коммунистическом режиме, ярым сторонником, которого он был. Ему очень импонировало понятие о равенстве, о справедливости, братстве, дружбе. «Это, то, что в меня вколачивали, то есть из меня сделали «совка», и такое впечатление, что я не очень и сопротивлялся», - вспоминает Худойберганов.
Поводом для разочарований стал издаваемый в 80-годах журнал ЦК КПСС, где были рассекречены некоторые документы. Одним из таких документов было письмо Ленина к Свердлову. На него это произвело очень большое впечатление, он увидел, что система, которая говорит одно, делает другое. После обретения Независимости он видел, что созданное Народное движение очень мощное, поддержал идею о государственном языке, делал выступления в вузах. В 90-х судьба свела Худойберганова с Толибом Якубовым, лидером Общества прав человека Узбекистана, который предоставил обширную информацию о правозащитной работе.
Именно это обширное знакомство с правозащитной сферой увлекло Худойберганова. Он считает, что правозащитник - это совершенный демократ, это классический демократ. В 1999 году Худойберганов основал правозащитную организацию «Центр демократических инициатив». Организация всерьез занялась изучением судебной системы, провела ряд мониторингов и именно «Центр демократических инициатив» первым смог овладеть документами, официальными документами, которые доказывали существование пыток. Искандар Худойберганов являлся активным сторонником консолидации как правозащитников, так и оппозиции, однако, воплотить эту идею ему не удалось в силу «недопонимания лидерами оппозиции» важности этого стремления.
«Сейчас наступила некая полоса раздумий, во-первых, мы чувствуем, что в оппозиционном движении не хватает молодежи, с ее максимализмом. Сама оппозиция нуждается в омоложении. Нам бы хотелось ее увидеть, нам бы очень хотелось, чтобы они начали работать, понимаете, условия такие сложные. Крайне сложные условия, когда ты свои взгляды не можешь широко донести до людей. Вот такие времена переживает сейчас правозащитная сфера», - считает Искандар Худойберганов.